Фундамент оптимизма

Спору нет, в этой грандиозной преобразовательной деятельности были, есть и, вероятно, всегда будут свои издержки. Огонь с тех самых пор, как его приручили наши предки, и до сего дня не только греет, не только светит — он больно жжется, грозит пожарами. Но кому придет в голову отказываться от него на таких основаниях?

Любое открытие или изобретение — от огнива до реактора, от колеса до спутника — может принести не только пользу, но и вред, не только радости, но и беды. Так было испокон веков. Но разве век нынешний не лучше, не прекраснее минувшего? Разве на весах добра и зла не перетягивает чаша с благами, которые несет нам научно-технический прогресс?

Конечно, это не должно порождать самоуспокоенность: сделано еще не все, далеко не все, чтобы свести к минимуму возможное зло, чтобы предвидеть и предотвращать отрицательные последствия научно-технического прогресса. Но не к чему здесь и впадать в истерику, сеять панику, предавать анафеме научно-технический прогресс, как это делают некоторые зарубежные авторы.

Жизнь человечества, как и жизнь человека, немыслима без жертв. Но парадокс жертвы в том и заключается, что она приносится ради чего-то еще более дорогого: потеря окупается приобретением.

…Стремительно нарастающий поток открытий и изобретений притупил во многих из нас чувство изумления достижениями человеческой мысли, воплощенными порой в самых простых, самых обыденных вещах, окружающих нас. Мы принимаем как нечто ординарное то, что нашим дедам показалось бы фантастикой. Невольно вспоминаешь размышления С. Цвейга: в предисловии к «Подвигу Магеллана» писатель признается, что побудительным импульсом для работы над книгой ему послужило… чувство пристыженности.

«Монотонная жизнь на корабле, — вспоминал он свое путешествие на трансатлантическом лайнере, — своим равномерно пульсирующим спокойствием раздражала нервы… Может быть, какая-то секунда понадобилась мне, чтобы осознать свое нетерпение и устыдиться. Ведь ты, гневно сказал я себе, совершаешь чудесное путешествие на безопаснейшем из судов, любая роскошь, о которой только можно помыслить, к твоим услугам. Если вечером в твоей каюте слишком прохладно, стоит только двумя пальцами повернуть регулятор — и воздух нагрелся. Полуденное солнце экватора кажется тебе несносным — что ж, в двух шагах находится помещение с охлаждающими вентиляторами, а чуть подальше тебя уже ждет бассейн для плавания…

Тебе предоставлены все удобства и все гарантии безопасности…

Вспомни же, нетерпеливый, ненасытный человек, как было раньше! Сравни хоть на миг свое путешествие с плаванием тех смельчаков, что впервые открыли для нас эти необъятные моря. Попробуй представить себе, как они на крохотных рыбачьих парусниках отправлялись в неведомое… На родине месяцами, годами не знали, где они, и сами они не знали, куда плывут. Невзгоды сопутствовали им, тысячеликая смерть обступала их на воде и на суше… Подумав об этих первых плаваниях конквистадоров морей, я глубоко устыдился».

Эта длинная цитата стоит того, чтобы ее привести: быть может, она потревожит сознание тех, кто не видит огромных сдвигов, принесенных научно-техническим прогрессом, кто сознательно или бессознательно следует девизу Пифагора: «Nil admirari» («Ничему не удивляться»).

Цвейговская историческая параллель как нельзя более удачна: что еще, как не корабль, рожденный для того, чтобы вечно идти вперед, упорно прокладывая курс среди волн и рифов к дальним берегам, чтобы, не задерживаясь в тихой бухте, опять и опять пускаться в плавание ради новых дорог и горизонтов, новых поисков и находок; что лучше олицетворяет собой прогресс, смысл которого — поступательное движение? Эту символическую «транспортную параллель» легко продолжить, чтобы проиллюстрировать тем самым, исторические сдвиги.

…6 сентября 1522 года в испанской гавани Сан-Лукар де Баррамеда появляется ветхий прохудившийся галеон «Виктория». На борту парусника горстка изможденных моряков, похожих на живые скелеты. «Отсюда три года назад они отплыли под предводительством Магеллана, — читаем у Цвейга, — пять судов и двести шестьдесят пять человек. А сейчас… одно-единственное невзрачное суденышко приближается к берегу, бросает якорь у той же пристани, и восемнадцать человек, пошатываясь, сходят с него… Потрясенный, вглядывается в их лица сбежавшийся народ, словно они возвратились из царства теней, хочет и не может поверить чуду».

Увы, к ликованию победителей: «Мы вернулись! Мы свершили то, чего до нас никто еще не свершил! Мы первыми из людей обогнули земной шар!» — не мог присоединить свой голос организатор экспедиции. Магеллан погиб накануне триумфа. Но имя его и дело пережили века.

440 лет спустя Магеллану вселенной Ю. Гагарину понадобилось всего 108 минут, чтобы обогнуть планету на корабле «Восток-1».