Фунгус [litres]

Накануне гриб разрешил ему себя потрогать, следовательно, никакой угрозы он собой не представлял; по крайней мере нападать на человека или причинять ему боль чудовище не собиралось. С одной стороны, это фантастическое создание казалось безобидным, но с другой – принесло с собой беду: Майлис изнасиловали, а Касиан мертв. И все из-за того, что на его пути встретился этот чертов гриб.

Хик-Хик размышлял обо всем этом, сидя лицом к печке и глоток за глотком попивая винкауд. Алкоголь настроил его на меланхолический лад, а когда людям грустно, они затягивают какую-нибудь песню, порой даже против собственной воли. У всех пьяниц на уме пара песен, у всех – кроме Хик-Хика. Он знал только половину одного совершенно идиотского куплета. Здесь, в пещере, у старой грустной печурки, она казалась еще более бессмысленной. Глуховатым голосом пьянчуги он затянул:

Девица в кринице воды набрала
И вниз по дорожке с солдатом пошла.
Вы знаете имя девицы прекрасной?..

И на этом дурацкий куплет обрывался, по крайней мере, больше он ничего не помнил. Ему казалось, что девушку звали Марьетой или даже Марьетой-Востроглазкой, потому что такое имя рифмовало со словом «прекрасной», но полной уверенности у Хик-Хика не было: голова шла кругом от выпитого вина. Марьета-Востроглазка? Да ни одна баба не обладала таким острым взором, как этот гриб. Золотистое око поблескивало и казалось единственной его живой частью. Что за душа способна отражаться в подобном глазе, обитать в таком тулове? Хик-Хик долго и внимательно разглядывал круглое желтое озерцо с маленьким черным зрачком, ведь больше занять ум было совершенно нечем. В результате этих наблюдений он пришел к выводу, что усилие, с которым гриб вырвался из земли, отразилось на его физиономии, заключенной между глазами и пастью. Уголки лишенного губ рта спускались вниз, словно гриб о чем-то тихо тосковал. Вокруг обоих глаз – здорового и слепого – виднелась корочка, которая образовывала складки, напоминавшие гримасу ребенка, сдерживающего слезы. Но на ребенка великан совсем не был похож; просто если долго на что-нибудь смотреть, разыгрывается воображение – чего только не увидишь, глядя на облака, но все это одна пустая фантазия.

В этот первый день зимы 1888 года, пока Хик-Хик беспробудно пил, с утра и до позднего вечера шел снег. Мириады снежинок падали и падали, словно в небе открылся шлюз. Хик-Хик снова напел свой дурацкий куплет, а потом, опьянев окончательно, принялся осыпать гриб проклятиями, споря с ним, словно они сидят в трактире. Заплетающимся языком требовал, чтобы чудовище помогло ему вспомнить слова. Что за слово такое – «криница»? Что оно значит? Почему не сказать просто – «родник»? И при чем тут этот охламонский солдат? Они что – влюбленная парочка? Или она шлюха?

– Тебе, гриб, как кажется? – теребил Хик-Хик чудовище, но ответа не добился.

Гриб стоял неподвижно и молчал, хотя пьяный орал во всю глотку, плевал в его единственный глаз и дубасил его кулаками.

Однако, оказавшись с монстром лицом к лицу и получив возможность разглядеть его хорошенько, Хик-Хик почувствовал некое подобие сострадания. В конце концов, у них было много общего: оба нежданно-негаданно оказались в недрах Пиренейских гор, оба жили вдали от людей. И оба были уродливы. Он думал обо всем этом и посмеивался, разглядывая бутыль из зеленого стекла.

Нож все еще торчал в глазу чудовища, воткнутый по самую рукоятку. Неприятное зрелище. Нож не должен оставаться там навсегда, но ведь любое существо может яростно воспротивиться, если попробовать вытащить клинок из его раны. Интересно, гриб возмутится? Или его тело – аморфная и бесчувственная масса, эдакая губка?

– Попытаюсь тебе помочь, товарищ, – произнес Хик-Хик. – Ты, пожалуйста, не волнуйся.

Он отставил бутылку, подошел к грибу и схватился за рукоять всей пятерней. Действовал он не слишком решительно и вытаскивал нож медленно, очень медленно. Время, казалось, застыло. Но клинок вышел из раны без проблем. Монстр не двинулся с места и не возражал. Хик-Хик похлопал его по цилиндрическому туловищу, как старого приятеля.

– Вот и отлично, – сказал он и добавил: – Мне кажется, из тебя выйдет отличный борец за Идеал. Ты слышал что-нибудь о Бакунине?

Рассказывать об анархистском Идеале грибу было сущим идиотизмом. Но ничем другим Хик-Хик заняться не мог, а потому провел целый день в рассуждениях о социальном прогрессе и будущей революции, время от времени прихлебывая из бутылки. К несчастью, интересного собеседника из чудовища не вышло: оно не возражало, не поддакивало и не высказывало собственного мнения. Наш герой дружески похлопал его по холодной и осклизлой ножке:

– Ты ведь не какой-нибудь чертов ревизионист, правда? – спросил он монстра, посмеиваясь.