Функция: вы

Я помолчал. Обычно с ней это работало. Отвернулся, проверяя, хорошо ли прижат уголок с амальгамой.

– У тебя его фамилия.

– У близнецов тоже.

– Вы одинаково пытаетесь оправдать ее.

Я подвигал книжку, чтоб наверняка: чуть-чуть влево, настолько же вправо.

– Ты был с ним несколько лет, а потом вдруг оказался у Мару. Зная характер Минотавра, причину понять несложно. Дети требуют внимания. Это трудно. Но тогда неясно, за что тебе извиняться.

Я вздохнул, выпрямляясь. Я знал, что поступал так себе. Многострадальная, распятая под щеткой стеклоочистителя книга не заслужила подобного обращения даже от ярых противников любовных романов.

– Он меня достал. Я молча ушел. Все просто.

– Это ожидаемо.

– Это неправильно. Мне следовало объясниться. Сказать все лично. Мару говорит, кто-то всегда должен быть умнее.

– Так не работает в асимметричных отношениях.

Я окинул Ариадну взглядом – такую безвозрастную в плаще на три размера больше нужного и без следа эмоций на лице.

– Иногда мне хочется принять твое беспокойство на свой счет, – я устало улыбнулся. – Но увы.

– Увы, – ответило мне эхо колодезного двора.

Ариадна отвернулась.

– Будь осторожен.

– Не думаю, что здесь мне что-то угрожает.

– С тем, что узнаешь, – пояснила она и ушла.

Я проводил ее взглядом, вернулся в салон. Трюк с дворниками сработал. На заболоченном амальгамой лобовом стекле проступили знакомые нагромождения. Я активировал уджат. Ртуть смешалась с золотом. Продублированные им символы стягивались в комбинации, и я спросил у них как, и я спросил у них где. Они ответили координатами. Уджат перевел.

Южный вокзал.

Я судорожно выдохнул. В кармане снова зазвонил априкот. Я полез за ним, потому что все равно собирался записывать. Потому что думал: Мару. Думал: Ариадне осталась пара дверей. И только машинально приняв вызов, я заметил незнакомый номер. Впрочем, меня это не смутило. Я был находкой для телефонных соцопросов.

– Предположим, мы друг друга не знаем, – услышал я мужской голос, мягкий и вкрадчивый, как на ночном радио. – Предположим, я говорю: «Согласно ежегодной статистике, тридцать два процента жителей нашего города начинают готовиться к новогодним праздникам с последней недели октября». Если кто-то слышит наш разговор, ты отвечаешь…

– Нет.

Я выпрямился, заметавшись взглядом по салону.

– Меня никто не слышит, – хрипло пояснил. – Кто вы? Откуда у вас этот номер?

Динамик замолчал. Но тихо в нем не стало. Я слышал поток людей, дребезжание железных колесиков и интуитивно знакомую, запрограммированную певучесть объявлений.

Я слышал Южный вокзал.

– Ты пацан с гетерохромией? – уточнил априкот. – Отсюда не видно.

– А вы… – Я судорожно перебирал взглядом цифры, буквы перед собой. – Вы энтроп, который ночью проник в лабиринт? Вы заразили Минотавра дрезденской чумой?

Голос усмехнулся:

– Дурную славу не перегнать. Только мне не нравятся глаголы, которые ты используешь. Активный залог подразумевает ответственность. Как будто я имею выбор – делать что-то или нет.

– Тогда зачем вы звоните? Если у вас нет выбора?

Энтроп посмеялся, и голос его стал теплым, как летняя заводь, и опасным, как русалки в ее глубине.

– Чего нет, того нет. – Смех резко, остро заглох, и симбионт продолжил: – С кашемира не отстирывается кровь. А это все меняет.

Я нашарил число. Уджат перевел его: тридцать восемь градусов Цельсия. Искры находились там, где было тридцать восемь градусов. Только я понятия не имел, что на вокзале могло иметь такую температуру.

– Почему вы звоните мне? Чего вы хотите?

– Я отвечу только на один вопрос. Выбирай с умом.

Я вцепился в чехол, будто без него улетел бы в космос.

– Искры у вас?

– Бинго.

Я сглотнул.

– А та женщина?

– Это следующий вопрос. Но так и быть…

Он отстранился, впуская в мою голову чужие голоса. На фоне играла какая-то игрушечная песенка, смеялись дети. Но их вдруг перекрыло – близкое, ласковое:

– Привет.

Спину окатило.

– Привет, не просто курьер, – прошелестела смотрительница.

– Здравствуйте, – вымучил я, – не сотрудница галереи.

Она посмеялась, но почти сразу закашлялась, и это был тяжелый кашель, ниже бронхов. Я не слышал его вчера.

– Ты думал обо мне? Ну, знаешь… Когда понял, что всего этого не произошло бы, если бы ты не спас меня.

Симбионт хохотнул, но где-то на фоне. В том дивном, сейчас едва реальном мире, где я думал об этом больше, чем обо всем остальном.

– Вы плохо звучите. Вам больно?

В динамике всколыхнулось, зашуршало, и симбионт, вернувшись, сказал:

– Самую малость.

Я только прикрыл глаза.

– И кстати, насчет вчерашнего. Я не дал бы ей умереть. Хотя, не спорю, твоя самоотверженность добавила красок. А теперь… ребенок, верно? Если не хочешь, чтобы я сломал ей шею и бросил трижды сложенную в мусоровоз, а ваши цацки утопил в открытом море – кое к чему, поверь, я уже приступил – кати один, без кавалерии, на Южку и садись на пригородный поезд.

– Какой? – выдавил я.

– Такой, – ответил энтроп. – На который опоздаешь, если не побежишь.

И когда динамик замолчал, вместе с голосами Южного вокзала, даже цифры на лобовом стекле не оставили мне выбора кроме.

И я побежал.