Вероломные учения! Фурье удивлен, почему до сих пор философы не признали свое поражение. Им давно нужно приготовить «истине жертву искупления», взять факел, зажечь костер и бросить в него все содержимое философских библиотек. Отбросив свои заблуждения, ученые должны решать сейчас одну-единственную проблему: найти новый социальный строй, который «обеспечил бы производителям достаточное благосостояние».
«Вы, — обращается он к философам, — всегда внушали ужас даже тем монархам, которых вы причислили к своим ученикам. Спарта вас выбросила из своих недр, а Катон добивался вашего изгнания из Рима. Не так еще давно Фридрих говорил, что наихудшей карой для провинившейся провинции была бы отдача ее во власть философии, а Наполеон закрыл политическим и моральным наукам доступ в святилище полезных наук. Неужели вы не усомнились сами в себе?»
Наукам пустым, извращенным и обманным можно противопоставить науки точные, первая среди которых — математика. По ее образу должна быть построена и «социальная наука».
И в последующих работах Шарль Фурье будет не раз обращаться к ученым, порицать и обличать несостоятельность их теорий и, чтобы исправить состояние наук, разработает ряд общих методологических требований к научным исследованиям. Он будет говорить о тех обязательных правилах, которым ученые должны непременно следовать, если они идут по пути искания истины. В качестве руководителя необходимо взять только опыт и идти по аналогии от известного к неизвестному. Все согласовывать с природой, остерегаться, как бы заблуждения, ставшего предубеждениями, не были взяты в качестве принципов… Наблюдать вещи, которые мы хотим познать, а не воображать их… Избегать злоупотребления словами, которых не понимают. Забыть то, чему мы научились, вернуть наши идеи к их истокам и проделать заново путь человеческого познания…
Причем Фурье отмечал, что он не устанавливает эти требования, что они существуют не по его усмотрению, а «извлечены из догм самых знаменитых писателей». Исследователи действительно в этих положениях найдут некоторые правила, взятые у Декарта, у Кондильяка и Бэкона.
И если бы, по словам Фурье, «наука следовала им, роду человеческому уже давно удалось бы найти один из двенадцати выходов из хаоса цивилизации, варварства, патриархата и дикости». Однако, сетуя, что философы не следуют этим правилам, Фурье, увлеченный своей необузданной фантазией, и сам далеко не всегда следовал им.
«ЭТО БЫЛ ПРОБНЫЙ ШАР…»
Заканчивая последнюю главу, Фурье признавал, что книга получилась далеко не совершенной. Изложение страдает явными недостатками, но он надеется, читатель учтет, что излагать свой предмет взялся человек, чуждый литературного мастерства, что знания автора элементарны, ограничены, неполноценны, и воспримет это как наброски.
Перед тем как отнести рукопись издателю, он еще раз просмотрел написанное. Да, связного изложения не получилось. То чрезмерно громоздящиеся подробности о яствах, какими будут услаждать себя «гармонийцы», то выпирают сюжеты любовных утех, общая же картина гармонического общества не вырисовывается.
Отчетливо осознавая, что «Теория четырех движений» несовершенна, что «это был пробный шар, попытка пробудить внимание и прозондировать расположение публики», Фурье задним числом будет предельно самокритичен. Он скажет, что «теория» содержит много ошибок и что это не стиль науки, там полно пышнословия…
Иногда кажется, что в подобного рода самобичеваниях Фурье даже чрезмерен: «…мой проспект страдает отсутствием стиля, метода и т. д., я готов с этим согласиться и не буду прилагать усилия, чтобы учиться грамматике…» «Я, помимо своего открытия, пс обладаю никакими знаниями, кроме бухгалтерии».
И в то же время, не претендуя на роль писателя-стилиста, он уверен, что, если бы читатели воспользовались его советами создания универсальной гармонии, на их реализацию потребовалось бы не свыше двух лет. Ему кажется, что прекрасный социетарный строй зародился бы мгновенно, если бы где-либо существовали здания а плантации, которые можно было бы использовать для создания пробной ассоциации.
Ужо «с нынешнего 1808 года можно приступить к реорганизации земного шара; если бы какой-нибудь принц согласился предоставить один кантон для опыта и дал одну из своих армий, находящуюся в бездействии благодаря царящему на материке миру, если бы он предоставил 20 тысяч человек для подготовительных работ в опытном кантоне, можно, пересадив деревья вместе с родной им почвой, как это практикуется в Париже, и ограничившись кирпичными постройками, настолько ускорить дело, что к концу весны 1808 года уже станет функционировать первая фаланга прогрессивных серий».
Особые надежды Фурье возлагает на Наполеона, к которому обращается в книге, именуя его Геркулесом.
Наконец еще пахнущая типографской краской первая пачка книг у него. Составил список, кому послать в первую очередь, связался с парижскими книготорговцами. Стоило большого труда отправить книги в Женеву, Милан, Брюссель и Амстердам.