Фурье

Газеты писали, что в Париже принимались меры — создавались дома благотворительности, где безработный мог получить работу и пропитание при непременном условии проживать в этом доме и подчиняться полувоенной дисциплине. Но эти попытки как-то облегчить участь несчастных не изменяли кризисного положения в стране. Стараясь спасти положение, правительство Реставрации выпускало один за другим внутренние займы. Фурье писал, что эти меры не спасут бедноты, система займов только разоряет страну, сельскохозяйственные отрасли по-прежнему находятся в совершенно диком состоянии.

Живя в деревне, Фурье не меняет своих устоявшихся привычек. Ранние утренние часы посвящены просмотру почты. Синяя блуза и черное кепи с красным кантом почтальона стали сигналом перерыва в работе. Шарль с удовольствием обменивался с ним новостями, которые, как правило, раньше всех стекаются к служащим почтовой конторы.

Затем внимательнейшим образом просматривал «Французский вестник» и «Кровавую монахиню» — так в либеральных кругах прозвали газету «Ежедневник», воспевавшую незыблемость трона и алтаря…

Об официальных правительственных событиях сообщала газета «Монитёр»… Сатирический журнал, «Желтый карлик», закрытый два года назад, преобразился в «Зеркала»… Нельзя было не заметить, что по формату газеты стали совсем маленькими. И хотя формат был ограничен, зато изо всех сил рекламировалась «свобода печати».

Журналисты свободно оскорбляли изгнанников 1815 года: художник Давид уже не был талантлив, а Лазар Карно, «знаменитый организатор побед» и крупный математик века, не был честен… Французский институт вычеркнул из своих списков академика Наполеона Бонапарта… Авантюрист Матюрен Брюно, выдававший себя за принца Наваррского (Людовика XVII), сослан на каторгу…

После шумного Лиона и утомительных поездок уединение в деревне нравилось. Размеренный ритм жизни крестьян нарушали только ярмарки. К ним задолго готовились, а из Парижа, бывало, заезжали даже фокусники и возводили свои балаганы в центре ярмарочной площади. В эти дни постоялый двор и кабаки наводнял люд со всей округи.

Фурье любил наблюдать, как в ярмарочный день с раннего утра все дороги заполняли крестьяне. Кто вел на веревке корову, кто теленка, кто нес на руках широкие корзины, из которых торчали головы уток или гусей. Что-то получат эти труженики сегодня за свой товар, какой оптовый торговец наживется? Сколько еще крестьянского труда пропадает из-за индивидуального ведения хозяйства?

Вот она, французская деревня, — беспорядочный хаос домишек, превосходящих друг друга грязью и бесформенностью. Фурье старался вникнуть во все заботы крестьянского двора: как засеваются поля и хранится урожай, как дорого это обходится одной семье и какой инвентарь нужнее всего в хозяйстве…

Он мог часами дотошно расспрашивать, как сделать деталь какого-либо предмета, а главное, как изготовить ее дешевле. Фурье видел, что у многих крестьян даже нет тачек и они перевозят навоз на собственном горбу. Нет у них и свечей, и они жгут смолистую лучину или обрывки из веревок, пропитанные древесной смолой.

Крестьяне не умеют содержать свои погреба: вино портится из-за тысячи разных причин, которые будут исключены, если они объединятся в ассоциации. Они не умеют строить хорошие конюшни и стойла. В ассоциации же у них будет возможность содержать не только жилища, но и поля и конюшни в идеальной чистоте. Можно даже сказать, что «ослам при строе Гармонии будет лучше жить, чем крестьянам прекрасной Франции».

До процветания нынешней французской деревне ой как далеко! И можно только поражаться, что «стихотворец Делиль, широко пользуясь предоставленным поэтам правом обмана, уверял нас, что полевые работы — место сладостных утех».

Чем можно наслаждаться, если труд крестьян в сельском хозяйстве убог, а тощий огороженный участок земли не дает пищи ни уму, ни сердцу? В нем работают только из необходимости, из-за того, чтобы добыть несколько скверных кочанов капусты и тем спасти от голодной смерти свою семью. После тяжелой дневной работы каждой семье приходится еще оберегать свой огород от соседей, всегда готовых украсть чужую капусту… Как далеки эти картины сельскохозяйственного быта от мечтаний поэтов, которые рисуют нам Дафниса и Хлою с посохами в руках и нежными овечками у ног!

Неужели крестьяне не задумывались о затратах, которых требуют меры предосторожности против воров? Три сотни сельских семей возводят сотни стен и оград, навешивают замки, засовы, тратятся на собак, стерегущих хозяйское добро днем и ночью. Эти бесполезные вещи и существа не потребуются в ассоциации, так как вору невозможно будет воспользоваться краденым, за исключением денег; к тому же среди людей, живущих в достатке, с развитым чувством порядочности, неоткуда взяться вору. Даже дети, всегда ворующие фрукты, не прикоснутся при социетарном устройстве к чужому яблоку.