– И все же я чувствую боль, – Сольвейг заглянула ему в глаза. Несмотря на обилие света, они сделались пасмурными.
Он обеими руками схватил ее ладонь, став при этом чрезвычайно серьезным.
– Едем со мной.
Сольвейг обдало жаром, кровь застучала в висках. Язык отсох, оставив ее безмолвной, будто в худшем из ночных кошмаров. В ворохе мыслей вдруг отчетливо послышался голос Илии: «Госпожица наедине с молодым господином».
– Но что скажут люди? – Сольвейг не придумала ничего лучше.
– Разве вас беспокоит это? – Даниэль был по-настоящему взволнован. – К тому же мои намерения чисты, я зову вас как друг.
– Я не сомневаюсь в чистоте ваших намерений, но здесь вся моя жизнь.
– Вы правда считаете, что здесь
Сольвейг высвободила руку и пристыженно отвернулась.
– Я не знаю… я не…
– Я не тороплю вас, Сольвейг, – он впервые произнес ее имя. В его устах оно прозвучало как вызов.
– Я должна идти… – и она сбежала, оставив Даниэля в смятении и одиночестве.
Он долго смотрел ей вслед, а после побрел, сам не зная куда. Незнакомые улочки сменяли одна другую, запутывая клубок чувств. Даниэль не собирался предлагать Сольвейг побег, но слова вырвались против его воли – водоворот, уносящий дальше в океан. «Вы запамятовали, что я бессмертна». Бессмертна. В отличие от него. Бессмертна. Но так печальна. Мушка, застывшая в янтаре. Памятный сувенир на полке. Даниэль хотел подарить ей свободу с той самой секунды, как увидел впервые.
Ноги привели его в узкий проулок, тенистую аллею, которая затерялась в листве. Впереди, похожий на розовый бутон, маячил домик. Ведомый любопытством, Даниэль подошел ближе. Его заинтересовала табличка на двери. Разглядывая ее, Даниэль не заметил, как в распахнутое окно выглянул хозяин:
– А я ждал вас, – сказал он. – Да, ждал.
– Меня?! – Даниэль немало удивился.
– Всякого, кто забредет сюда, случайно или намеренно, – хозяин проворно распахнул дверь. – Проходите, не стесняйтесь. Расскажите, что вас привело.
Даниэль почесал в затылке, потоптался у порога и наконец решился. Запустил руку в нагрудный карман, нащупав сухую бумагу конверта, который хранил память о самой глубокой из когда-либо нанесенных ран. В конце концов, чтобы подарить свободу, нужно обрести ее самому.
«Фургончик» был подозрительно пуст, будто мир за порогом перестал существовать. Ни одна живая душа не могла помешать или помочь Сольвейг. В ее голове роились сомнения и страхи, сонмы голосов, лиц и личин. Чтобы унять круговерть, она потянулась было к колоде, но внимание привлекла иная карта. Кнопка, что держала ее, отвалилась, и старинная карта мира с тихим шелестом упала на пол.
Сольвейг подошла ближе и, набрав в грудь побольше воздуха, подняла ее кончиками пальцев. В тот же миг во все стороны полетели сверкающие голубые светлячки. Они осели на коже и волосах, захватили все пространство вокруг, наполнив его нежным светом. Чужая заветная мечта без труда проникла в душу. Сольвейг услышала зов приключений: рев диких животных, клич затерянных в лесах Амазонки племен, гул водопадов, треск костров, птичий свист. По спине побежали мурашки, в солнечном сплетении зажегся собственный огонек. Сольвейг ощущала себя рыбой, насаженной на стальной крючок, – неведомая сила тянула ее наверх, за собой. Быстрее, скорее, поторопись!
Колокольчик на двери звякнул, приветствуя гостя. Сольвейг обернулась – она одновременно хотела и не хотела, чтобы это был Даниэль, – на пороге стоял герр Ханц. Сольвейг свернула карту и поспешила спрятать ее. Если он и успел заметить светлячков, то не подал виду. Сольвейг ожидала, что он проделает свой ритуал, но вместо этого герр Ханц направился сразу к ней, безо всяких «eins, zwei, drei».
– Гутен морген, фройляйн, – он, робея, улыбнулся.
– Доброе утро, герр Ханц! – она улыбнулась в ответ. – Вам как обычно?
– Йа, и шоколадный с сухофруктами.
Выполнив заказ, Сольвейг вручила ему два рожка, наверняка зная, кому предназначался второй. Не нужно было гадать, чтобы понять, – герр Ханц наконец обрел счастье на чужбине. Когда он был уже в дверях, Сольвейг, поддавшись внезапному порыву, окликнула его.
– Йа? – обернулся герр Ханц.
– Я знаю, чего вы желали все эти годы, приходя сюда.
Герр Ханц кивнул. По его лицу пробежала едва заметная тень, нижняя губа задрожала.
– Неужели вам больше не нужно это?
– Найн, – ответил он, не задумываясь. – Мне хватит одной жизни, одной мечты и одной прекрасной фрау.
Герр Ханц покинул «Фургончик», спеша порадовать возлюбленную любимым лакомством. Его слова упали камешком в океан сомнений. Но даже маленький камешек способен оставить круги на воде.
Грядет гроза