Фурии Кальдерона

– Нет, не пройдет и часа, как мы будем на месте.

Фиделиас моргнул:

– Так скоро? Мне казалось, ты говорил, нам лететь до самого рассвета.

Рыцарь покачал головой; глаза его спокойно вглядывались в небо над головой:

– Судьба благоприятствует нам, господин. Фурии с юга проснулись и дарят нам крепкий ветер, ускоряющий наш полет.

Бывший курсор нахмурился:

– Это ведь необычно для этого времени года, не так ли?

– Это сбережет нам несколько часов полета, – ответил тот и пожал плечами. – Так все гораздо проще. Нам даже не приходится дополнительно заклинать тех, кто несет носилки. Не тревожьтесь, господин. Я доставлю вас во дворец консула еще до колдовского часа.

Он прибавил скорости и вернулся на свое место во главе маленького летучего каравана.

Фиделиас нахмурился и поудобнее устроился на своем сиденье. Он бросил взгляд за борт носилок, и внутри у него снова все сжалось от бессмысленного животного страха. Он понимал, что в этих носилках под охраной рыцарей Воздуха он подвергается не большей опасности, чем в любом другом месте государства, и все же какая-то часть его рассудка отказывалась принимать как должное расстояние, отделявшее его от земли. Здесь он находился вдали от земли и леса, вдали от фурий, которых он мог призвать себе на помощь, – и это пугало его. Ему приходилось полагаться на силу рыцарей, не рассчитывая на собственную. А все, за исключением его самого, не вызывали у него доверия.

Он сложил руки на груди и пригнул голову, отдавшись невеселым мыслям. Гай с самого начала пользовался им как орудием. Пользовался с толком, бережно – в конце концов, он был слишком ценным инструментом, чтобы потерять его по небрежности или оплошности. Случалось, драгоценный покой всей державы зависел от его умения защитить интересы Короны.

Фиделиас почувствовал, что хмурится все сильнее. Гай был стар – старый вожак волчьей стаи; его смерть всего лишь вопрос времени. Однако, несмотря на эту простую истину, Гай продолжал бороться с неизбежным. Он мог бы передать власть назначенному преемнику еще десять лет назад, но вместо этого продолжал цепляться за нее, затянув все на годы, заставляя консулов грызться за право выдать свою дочь за Первого консула, дабы она произвела на свет наследника. Не без помощи Фиделиаса Гай с беспощадной точностью стравливал консулов друг с другом, и так длилось до тех пор, пока в Алере не осталось ни одного консула, который хотя бы пару лет не был твердо уверен в том, что именно его кандидатка пойдет под венец с Гаем. Его окончательный выбор не порадовал никого – даже патриция Парсия, отца Карии. Даже самые тупые консулы поняли наконец, что все это время их просто водили за нос.

Игра была сыграна на славу – и впустую. Род Гаев никогда не славился особой плодовитостью, и, даже если бы он оказался в состоянии произвести на свет наследника, в чем Фиделиас сильно сомневался, Владетельная госпожа до сих пор не выказывала ни малейшего желания стать матерью, а придворные сплетники шушукались, что Первый консул редко спит в одной постели со своей супругой.

Гай был стар. Он умирал. Звезда его рода падала с небес, и всякий, кто по преданности или просто по дурости цеплялся за самоцветы его мантии, не мог не пасть вместе с ним.

Как Амара.

Фиделиас поморщился: мысль о ней колола его, раздражала, жгла изнутри. Жаль, жаль, что Амара избрала эту дурацкую верность долгу, а не единственное разумное решение. Конечно, будь у него больше времени, он смог бы убедить ее взглянуть на вещи более трезво. Теперь же ему придется действовать против нее открыто, если она снова попытается вмешаться.

И ему очень не хотелось делать это.

Фиделиас тряхнул головой. Из всех его учеников эта девушка была самой многообещающей; как-то так вышло, что она значила для него больше других. За годы работы курсором он уничтожил около трех десятков мужчин и женщин, и некоторые из них не уступали Амаре по части способностей или идеализма. Он не колебался, исполняя свой долг, и не позволял каким-то личным привязанностям влиять на его поступки. Его любовь принадлежала Алере.

Так оставалось и теперь. Фиделиас служил не Первому консулу, но государству. Гай был обречен. Промедление с передачей власти от Гая кому-либо другому могло повлечь за собой раскол и кровавые распри между консулами, желающими занять место Гая. Все это могло привести даже к гражданской войне – вещи, неслыханной в Алере с самого ее основания, хотя история и сохранила обрывочные слухи о подобном в глубоком прошлом. А это не только привело бы к бессмысленной смерти множества сыновей и дочерей Алеры, но и послужило бы сигналом для врагов страны – свирепых ледовиков, звероподобных маратов, безжалостных канимов и черт его знает кого еще из неисследованных частей мира. Уже одного этого хватало, чтобы изо всех сил стараться предотвратить раскол государства.