Фурии принцепса

Болтун торопливо подобрал поводья, уклоняясь от нависшей ветви, сбил горсть осенних листьев и нечаянно царапнул коня по шее. Тот дернулся, взвился, и Тоннар едва удержался в седле. Громко проклиная коня, он слишком сильно ударил его пятками и дернул поводья, пытаясь усмирить.

Кестус добавил к воображаемому убийству пытку – если все проделать как надо, вышло бы забавно.

– Вот куда нас несет! – прорычал Тоннар, обводя рукой теснившиеся со всех сторон деревья. – Люди богатеют и живут как патриции, а нас Юлий загнал в пустыню. Глянуть не на что. Добычи никакой. И женщины для постели не найдешь.

Ивар, прятавший лицо под капюшоном плаща, мимоходом отломил ветку толщиной с большой палец. После чего, поторопив коня, пристроился рядом с Тоннаром.

– Они бы толпами спешили растопырить ляжки за кусок хлеба, – гнул свое Тоннар. – Так ведь нет…

Ивар неспешно поднял ветку и опустил ее на голову Тоннара. После чего молча поворотил коня и вернулся на прежнее место.

– Кровавые во́роны! – взревел Тоннар, ладонью зажимая ушиб. – Во́роны и клятые фурии, ты чего это?

Кестус не потрудился скрыть усмешку:

– Он решил, что ты клятый болван. И я того же мнения.

– С чего бы? – возмутился Тоннар. – Оттого, что не прочь повалять девку-другую?

– Потому, что хочешь воспользоваться отчаянным положением погибающих людей, – сказал Кестус. – И потому, что не думаешь о последствиях. Люди голодают. Распространяется мор. А солдаты получают жалованье. Как по-твоему, скольких легионеров прирезали во сне ради носильной одежки и монетки в кошельке? Сколько их заболело и умерло наравне со здешними народом? И может, ты не обратил внимания, Тоннар, но те разбойники имеют все основания и тебя прирезать. Пожалуй, у тебя хватит забот спасать свою шкуру, так что времени позорить женщин уже не останется.

Тоннара так и перекосило.

– Слушай, – продолжил Кестус. – Юлий провел нас целыми и невредимыми через Каларский мятеж. В твоем отряде все живы остались. И нам здесь худшее не грозит. Может, денег не будет и возможностей поменьше, чем у патрулей на краю пустыни. Зато чума нас не убьет, и глотки спящим не перережут.

Тоннар оскалился:

– Просто ты трусишь рискнуть.

– Точно, – согласился Кестус. – И Юлий тоже. Потому мы и целы. Пока.

Болтун, покачав головой, гневно обернулся к Ивару:

– Еще раз меня тронешь, выпотрошу, как рыбу.

– Хорошо, – отозвался Ивар. – Когда мы с Кестусом спрячем труп, можно будет поменять своих коней на твоего и наверстать потерянное время. – Он из-под капюшона взглянул на Кестуса. – Сколько нам еще до лагеря?

– Пара часов, – коротко ответил Кестус и в упор взглянул на Тоннара. – Но это не точно.

Тоннар пробурчал что-то себе под нос и притих. Остаток пути прошел в деловитом молчании.

Когда на землю легли сумерки, они выехали к поляне, выбранной Юлием под лагерь. Место было хорошее. Крутой косогор позволял вылепить из земли что-то вроде укрытия от непогоды. Рядом журчал ручеек, и лошади встрепенулись, ускорили шаг, чуя кормушку с зерном и место для отдыха.

Но прежде чем выехать из окружавшей поляну густой полосы вечнозеленых растений, Кестус придержал коня.

Что-то не так.

Сердце забилось чуть чаще, его накрыло необъяснимое предчувствие. На минуту он замер, пытаясь отыскать источник угрозы.

– Проклятые во́роны, – вздохнул Тоннар. – Теперь что?..

– Цыц! – настороженно шепнул Ивар. Кестус оглянулся на жилистого новичка. Тот тоже встревоженно подтянулся.

Лагерь был тих и неподвижен.

Бывшие владения консула Калара Бренсиса объезжали большие патрули в дюжину человек, но и малые, в три-четыре человека, постоянно покидали лагерь и возвращались в него. Вполне возможно, все в разъездах, кроме пары сторожей. И допустим, оставленные стеречь лагерь решили проехаться вокруг в надежде добыть немного дичи.

Но это вряд ли.

Ивар, приблизившись к Кестусу, шепнул:

– Костров нет.

В самую точку. В действующем лагере огонь поддерживают, почти не задумываясь. Слишком много возни – то и дело тушить и разводить заново. Даже если костер прогорел до углей и золы, пахло бы дымом. А Кестус не чуял запаха лагерных костров.

Ветер потянул с другой стороны, и конь под Кестусом подобрался, боязливо задрожал, раздувая широкие ноздри. Шагах в тридцати от них что-то шевельнулось. Кестус не двинулся с места, сознавая, что любое движение его выдаст. Прозвучали шаги, захрустели осенние листья.

Показался Юлий. Старый охотник был, как всегда, одет для леса: кожа одежды выкрашена в темно-коричневый, серый и зеленый цвета. Он остановился над кострищем, уставился в угли и застыл, чуть отвесив челюсть. Он выглядел бледным, измученным, глаза потухли, потускнели.

Он просто стоял.

Это было не похоже на Юлия. Его всегда ждали дела, он терпеть не мог даром тратить время. Если нечего делать, мог, на худой конец, строгать стрелы про запас.

Кестус переглянулся с Иваром. Молодой человек знал Юлия хуже, но, как видно, пришел к тому же выводу и обдумывал тот же образ действий: осторожно, бесшумно отступить.