Фурии

Я помогла ей подняться, и мы зашагали к башне, пересекая лужицы света от фар отъезжающих один за другим автобусов. На землю упала тьма, стерев с неба диск луны. Воздух был прохладен и сух, в коротко подстриженной траве копошились какие-то букашки. Мы шли рука об руку, нарушая тишину звуком шагов.

– Не пойму, зачем тебе куртка, – заметила Робин, отпирая ворота и проскальзывая внутрь. – Такой роскошный вечер.

– Дополняет образ.

– Ну-ну. – Она закатила глаза. – Зануда.

Я открыла дверь и с шутливым поклоном пропустила внутрь Робин. Она застыла на месте и обернулась ко мне едва ли не с выражением ужаса – в помещении царил настоящий бардак. Пустая бутылка, грязный отпечаток подошвы на столе; повсюду в полном беспорядке разбросаны бумаги, как будто мощным порывом ветра, влетевшего через циферблат башенных часов, перевернуло всю комнату; хаос и беспорядок. Я прошлась по комнате, стараясь не наступать на вырванные из книг страницы и иллюстрации; я заметила, что на желтовато-коричневую обивку стула со стола стекает тонкая струйка чернил. Опаленные края письма рядом с обгоревшими спичками. Я взяла его, ощутила пальцами легкую влагу и удивилась, как это сюда не добралось пламя. А еще больше удивилась, обнаружив, что на листе бумаги ничего не написано.

– Какого дьявола… – наконец выговорила я. – Что тут произошло?

– Не знаю. – Робин взяла треснувший бинокль и поднесла его к свету. – Но кто-то порезвился прилично. Ладно, давай заберем вино и уйдем отсюда.

Она нырнула на кухню, а я сдернула со спинки стула свою меховую куртку, которую оставила здесь одним весенним утром, да так и не удосужилась отнести домой.

– Ну что, готова? – окликнула меня Робин, сжимая в руках три бутылки вина и одну передавая мне. – Идем.

Мы лежали в тишине и смотрели на звезды. Где-то внизу, у подножия холма, заурчал и медленно отъехал последний мусоровоз, сопровождаемый многоголосьем ночи: сверчки, птахи, шелест листьев на ветру, отдаленное ворчание волны. Знакомо вспыхнула зажигалки Робин, в темноте засветился кончик самокрутки, золотой, как кольцо, красный, как кровь. Она глубоко затянулась и передала самокрутку мне – в момент передачи наши пальцы соприкоснулись.

– В этой штуке кармашки есть? – спросила она, поворачиваясь ко мне.

– Есть.

Она протянула мне пакет, бумажные фильтры и зажигалку.

– Тогда ты отвечаешь за хранение.

Я ощутила знакомое, разливающееся по всему телу, уютное, как внутри кокона, тепло, кожу обожгло.

– Ты правда думаешь…

– Тихо. – Она подвинулась ко мне и положила голову на плечо. – Минуту ни о чем не думаем.

Я смахнула с губ прилипший к ним светлый волосок.

– У тебя раньше так сильно волосы не выпадали.

– Ну да. Бесит, конечно.

Подул ветер, сухо зашелестели листья. Я отвернулась, ладонью прикрыв глаза от соленого воздуха.

– Ладно, какие мысли? – сказала я наконец. – Нельзя же здесь целую вечность оставаться.

Она села, оставив в траве вмятину в форме своей фигуры. Вдали затявкала лисица, спугнув с веток стаю птиц.

– Надо бежать, – сказала Робин, поворачиваясь ко мне. Глаза ее блестели при лунном свете.

– Ну да. Конечно, разумеется. Чего уж легче.

– Я серьезно. – Она прищурилась. – Ведь у тебя есть деньги, верно?

– Что-что?

– Я хочу сказать, ты ведь обеспеченная?

– С чего это ты взяла? – нервно спросила я. – У меня же стипендия.

– Ну да, ну да, но ведь мать не заметит, если ты… Словом, сама понимаешь. – Она поежилась и отвернулась.

Появилась возможность сменить тему.

– Ты не замерзла?

– Отстань. Все нормально.

Я засмеялась, скинула куртку.

– Держи. Пользуйся. Я согрелась.

Не говоря ни слова, она набросила куртку на плечи.

– Спасибо, Вайолет, – подсказала я.

– Спасибо, Вайолет, – передразнила она меня и сняла крышку с бутылки. – Хочешь?

Я покачала головой.

– Ты действительно думаешь, что нам надо бежать?

– Разве что ты предложишь что-нибудь получше. – Она повернулась ко мне. – Слушай, Ники наверняка скажет кому-нибудь про то, что мы сделали, – если уже не сказала. Теперь и Аннабел ненавидит нас, так что…

– Аннабел нас не ненавидит.

– Ты что, не видела, как она на нас посмотрела? Удивлюсь, если в будущем году она не попытается вышвырнуть нас из школы. – Робин сделала глоток и поставила бутылку на землю. – Никогда не видела ее такой злой. Никогда.

– Ничего, подобреет.

Робин пожала плечами.

– И знаешь, Алекс и Грейс не вернутся. Особенно если дело запахнет жареным.

– Вернутся-вернутся.

– Нет. Скорее всего, уже сейчас, пока мы тут с тобой рассуждаем, они сдают обратные билеты.

– Ну что ж, пусть так. – Я потянулась к бутылке. – Пусть так. Поехали. Куда скажешь? Как насчет Парижа? – Робин закатила глаза. – Я серьезно. Прихвати с собой гитару. Организуем гастрольную поездку, правда, я петь не умею. Но ничего, подержу шапку, в которую народ будет деньги бросать.

– Жизнь богемы, – засмеялась Робин. – Нас найдет прямо на улице хозяин какого-нибудь захудалого джаз-клуба. Ты научишься играть на саксофоне, а жить будем в славной квартирке наверху.