– Нет, – Тави удалось рявкнуть. – Нет времени… чтобы тратить его… из-за моего изнеженного желу…- Он замолчал, прежде чем успел закончить слово, и снова согнулся.
Китаи поддерживала его, пока его рвало, потом приложила фляжку с водой к его губам. Тави пил, хотя это казалось бессмысленным.
Вода едва успевала попасть в желудок, прежде чем его покинуть. Мышцы на его животе горели от постоянного напряжения и ныли от боли.
Тави взглянул вверх, чтобы найти мать, смотрящую на него, с нежностью и озабоченным выражением на лице.
– Возможно, ты не должен говорить здесь таких вещей, – сказала она.
– Пока мы не повышаем голоса, это не должно быть проблемой, стедгольдер, – сказал Эрен. – Мы уже в открытом море. Солёные брызги делают невозможным призывание фурий воздуха. Всем, кто хочет подслушивать, придётся это сделать физически.
– Он прав, – тихим голосом сказал Арарис. – И не обращай внимания на чувство юмора Демоса, Исана. До тех пор, пока у нас есть немного воды, чтобы поить капитана, с ним всё будет хорошо. Он в конце концов привыкнет к морю.
Китаи издала неодобрительный звук, но не очень агрессивный. Ее манеры стали более изысканны за время ее прибывания в Алере, подумалось Тави, но ее длительная усталость, вызванная излечением ее руки с помощью фурий, плюс ее забота о нем, давили на нее все больше и больше.
– Когда? – Так же тихо спросила Исана. – Мы в море уже четыре дня. Сколько еще нужно времени?
– Столько, сколько будет нужно, – произнес Арарис терпеливо.
Тави слышал, как сингуляр поднялся и направился к двери каюты. Он остановился, чтобы обнадеживающе сжать плечо Китаи. Когда Тави открыл глаза, чтобы взглянуть на него, Арарис ответил ему одной из своих редких улыбок.
– Как бы то ни было, я знал еще одного человека, который был настолько же плохим моряком.
Тави почувствовал, как его рот дернулся, пытаясь изобразить, что-то вроде улыбки.
– Я пойду посплю, – проговорил Арарис, – Побуду около него ночью.
Китаи сердито подняла взгляд на сингуляра, как будто бы хотела возразить, но не стала. Тави предположил, что, после четырех бессонных ночей, мешки под глазами наконец-то перевесили ее гордость.
Тави провел остаток дня, борясь со своим бунтующим желудком и размышляя о прелестях скоротечного суицида. Он дрейфовал между сном и приступами острой тошноты. К тому времени, как лучи дневного света стали исчезать, Китаи лежала, свернувшись калачиком в нижней части своей койки, и крепко спала.
Как только наступила ночь, Тави, с помощью Арариса, шатаясь вышел на палубу. Большая часть экипажа после захода солнца разошлась по своим койкам и гамакам, и лишь немногие остались на палубе.
Тави растянулся у основания грот-мачты, где, как он надеялся, качка будет меньше чувствоваться. Он смотрел, как звезды начали появляться на чистом, ясном ночном небе, и в первый раз за много дней по-настоящему заснул.
Когда он проснулся, первое, что он заметил, была небольшая, но постоянно растущая боль в желудке от голода.
Ночь стала приятно прохладной, хотя и не менее ясной, и, когда он сел, он был почти ошеломлён поразительным отсутствием дезориентации. От прежней тошноты осталось лишь слабое эхо. Он медленно встал и потянулся.
– Попробуй сосредоточиться на звездах, или на горизонте, – произнес мягкий голос у борта корабля. – Иногда это помогает.
Тави прошёлся по палубе и остановился возле леера, рядом с Арарисом. Сингуляр смотрел на воду, направив взгляд вдаль, и Тави был готов долго стоять рядом с ним, молча.
Волны бились о корабль с постоянным глухим рокотом, а позади них в кильватере оставался светящийся след. Тави повернулся лицом к ветру, стараясь не обращать внимания на ноющие мышцы живота, и наслаждался тем, что морская болезнь прошла.
Арарис нарушил молчание.
– Ты уже поговорил с ней?
– Не совсем, – ответил Тави. – Ещё не время.
– Она любит тебя. Очень сильно.
– Я знаю, – тихо сказал Тави. – Но…
– Но от этого не легче, – добавил Арарис.
Тави кивнул.
– Ты понимаешь почему мы делали то, что делали?
Он снова кивнул.
– От этого тоже не очень-то легче.
Арарис посмотрел на воду. Затем оттолкнулся от перил и бесшумно ушел. Вернувшись, он предложил Тави что-то плоское и прямоугольное, очень похожее на сухой хлеб.
– Корабельные крекеры, – сказал он. – Хорошо для скисшего желудка.
Тави благодарно кивнул и откусил кусочек хлеба.
Он был мягче щебня, однако с небольшим трудом он смог разжевать его до нескольких кусков и они смягчились во рту пока он жевал. На вкус немного черство, но живот стал чувствовать себя стабильнее после нескольких кусков.
Прожевав, Тави спросил.
– Каким он был?
Арарис повернулся к нему в темноте.
Тави не мог видеть выражение его лица, только блеск глаз. Арарис посмотрел на него некоторое время, а затем повернулся к морю.
– Высокомерным, – сказал он, наконец. – Нетерпеливым. Вспыльчивым.
Его зубы блеснули.
– А также сочувствующим. Умным. Щедрым. Бесстрашным.
Арарис вздохнул.
– Слишком много "также".
Тави молчал, ожидая.