Фурманов

Кроме организационной работы, Фурманов ежедневно выступает с докладами и лекциями. На всех фабриках. У железнодорожников. У солдат. Выезжает в Кохму, Тейково, Вичугу, Кинешму. Темы лекций самые разнообразные: «О текущем моменте», «О Парижской коммуне», «О буржуазной прессе», «О предательстве меньшевиков и эсеров», «О социализме», «О продовольственном вопросе». Он не боится самых острых тем. И всегда покоряет аудиторию искренностью своей, решительностью, прямотой, глубокими знаниями, уверенностью в правоте своего дела.

Он присутствует на выборах земской управы в большом селе Елюнино, близ Иваново-Вознесенска. Из 26 гласных — 18 большевиков и только 8 эсеров. «Как ни странно, это с первого взгляда, — размышляет Фурманов, — а на деле очень понятно и вполне естественно. Я видел мужиков, годов под 50, в лаптях, в изодранных тулупах и нахлобученных шапках, и когда спрашивал: «Вы, товарищ, какой партии?» — крестьянин, чистокровный земледелец, отвечал: «Большевик»…

Работа в Совете становится все более сложной и трудной. Фабриканты задерживают заработную плату. Богатеи лабазники прячут хлеб. Спекулянты продают его по баснословным ценам. Рабочие голодают. Никаких запасов муки в распоряжении Совета нет.

4 октября — один из самых трудных, самых трагических дней, особенно взволновавших Фурманова.

С утра заседает Совет совместно с городской, продовольственной и мануфактурной управой, с фабричными комитетами и социалистическими партиями. В повестке дня: «Продовольственный вопрос». На улицах собираются взбудораженные, взволнованные всякими провокаторами толпы.

Возникает стихийный митинг. Руководят митингом черносотенцы. Выступают с нападками против Совета купцы Латышев, Куражов и их прихвостни. Напряжение все растет. Кое-где мелькает уже всякое самодельное оружие.

Нужно успокоить это взбушевавшееся море. Нужно прогнать провокаторов, взять руководство в свои руки, рассказать об истинном положении вещей, о предательской политике Временного правительства, о мерах, которые принимает Совет.

Нужно найти доступ к сердцам человеческим, не обманывая, не фальшивя, ничего не приукрашивая.

(«Это была как бы репетиция к тому, что произошло потом, через несколько лет в Семиречье и что описал я в своей книге «Мятеж», — рассказывал мне впоследствии Фурманов. — Это были сложные ступени на моем психологическом И творческом пути, на моем пути к большевизму…»)

Черносотенцев и провокаторов прогнали. Председателем митинга стал старый большевик Жиделев. Его заместителями Василий Петрович Кузнецов и Дмитрий Андреевич Фурманов.

Выступавшие ораторы подняли поколебленный было авторитет Совета, рассказали о практических мероприятиях по ликвидации продовольственных затруднений, о планах закупки хлеба.

Взволнованное море успокоилось.

«Спокойны, строги, серьезны стоят без движения ткачи, — писал впоследствии, вспоминая об этих днях, Фурманов. — Проходят минуты острого негодования, жалоб, безумных протестов и угроз… Море утихает, снова можно сказать; говоришь, и слушают тебя, и верят тебе, и знают, что помощь придет все равно откуда-то из Совета, от этих вот стоящих на бочках людей, которых выбрали они же, ткачи, которым вверили свою жизнь и которых можно крепко побранить, излить на них всю невыносимую боль страданий от голода, от болезней, лишений на каждом шагу и каждый миг: свои, не обидятся…»

И Совет выполнил свое обещание. Сделал все возможное и даже невозможное. Маршрутный поезд, состоящий из сорока вагонов хлеба, прибыл в Иваново-Вознесенск.

А вскоре началась всеобщая политическая забастовка на предприятиях Иваново-Кинешемского района. Она охватила 300 тысяч рабочих-текстильщиков. Фабриканты в панике бежали в Москву. Фабрики перешли под полный контроль рабочих. 23 октября исполнительный комитет Иваново-Вознесенского Совета под председательством Дмитрия Фурманова выносит решение о содействии стачечному комитету в руководстве всеобщей стачкой.

Борьба с фабрикантами и их защитниками разгорается. Сочувственно принимается резолюция Московского Совета (от 19 октября) о захвате власти.

Всю эту ночь Фурманов не спал. Он понимал, что назревают новые грозовые события. И он был готов встретить их, как подобает истинному революционеру, встретить и принять в них участие. «Надвинулись грозные события. Два месяца назад мы переживали такую же горячку в корниловские дни. Теперь, по-видимому, дни Керенского». К событиям этим Фурманов и его друзья готовят и рабочих и солдат. «Все ближе подходят сроки… Мы нервно ждем сигнала, ждем окончательных вестей — и они пришли».

25 октября (7 ноября) в шесть часов вечера заседание Совета возобновилось. Обсуждались текущие неотложные дела о стачке, о хлебе, о топливе.

Но все члены Совета были необычайно напряжены. Ждали вестей из Москвы, из Петрограда.