Фурманов

Курсанты школы вошли в крепость якобы в распоряжение руководителей мятежа Петрова и Караваева.

Во всех дальнейших событиях в крепости верные Советской власти фурмановские воспитанники сыграли очень важную роль.

Партийная школа превратилась в дружный коллектив агитаторов. Они влились в бурлящую массу мятежников, и часто им удавалось направить толпу против контрреволюционных вожаков.

Курсантам помогали армейские коммунисты и комсомольцы.

Между тем до прихода помощи, обещанной Фрунзе, в самом городе сил, верных Белову и Фурманову, почти не осталось. Однако ни на минуту не возникло мысли об отступлении, о каких-либо попытках спасти только собственную жизнь. Мятеж мог разрастись, превратиться действительно в новый, внутренний фронт.

Надо было вступить с мятежниками в переговоры, затянуть их до прихода подкреплений. Надо было прекратить мятеж, избежав кровопролития. В этом была основная задача Фурманова. Вторая задача — выполнить приказ Фрунзе о переброске частей в Фергану для борьбы с басмачами.

Но все это было необычайно трудно. Горсточка верных людей, истинных коммунистов — против многочисленной толпы, спровоцированной изменниками.

Два десятка коммунистов во главе с Фурмановым и Беловым (партшкольцы были уже в крепости) поклялись не покидать своих боевых постов, отдать все силы для усмирения мятежа.

Мятежники создали свой боевой совет, в который вошли главари восстания Караваев, Петров и Чеусов.

Начались переговоры с боевым советом. Они длились семь дней и семь ночей Мятежники потребовали прислать в крепость делегатов для переговоров.

Несмотря на всю опасность, связанную с такой поездкой «прямо во вражеское логово», поехать в крепость решил сам Фурманов.

Он глубоко верил в силу большевистского слова. Верил в то, что ему удастся убедить в своей правоте эту пеструю, увлеченную кулацкими вожаками массу, удастся расколоть и успокоить ее Фрунзе, думал он, тоже поступил бы так.

Вместе с Фурмановым в крепость поехали начдив Белов, Мамелюк и Позднышев.

Вожаки боесовета хотели вести переговоры в узком кругу. Они хорошо знали Фурманова и боялись возможности воздействия его на массы.

Но красноармейцы (тут сказалось уже влияние рассредоточенных по всей крепости курсантов партшколы) потребовали созвать митинг. На большой крепостной двор выкачена была большая телега. И Фурманов, окруженный врагами — членами боесовета, взобрался на эту импровизированную трибуну. В такой обстановке он еще не выступал никогда. Перед ним была тысячная толпа, вооруженная, многоликая, в большинстве своем враждебная (по крайней мере в эти первые минуты).

Активисты — мятежники из боесовета — всячески пытались мешать выступлению комиссара, спровоцировать его на резкость и угрозы.

Но ни злостные выкрики, ни насмешливые, грубые, оскорбительные возгласы не могли помешать Фурманову сказать то, что он хотел, сказать спокойно, ясно, по-большевистски убедительно. Он знал, комиссар Фурманов, что перед ним и многие ярые противники Советской власти, пострадавшие от карательной политики революционных органов, и бежавшие или выпущенные из тюрьмы сторонники белогвардейца Анненкова, рассчитывающие на помощь атамана, и темные, чем-нибудь несправедливо обиженные крестьяне окрестных сел, и честные, не разбирающиеся в политике, обманутые «вожаками» солдаты.

«У каждого свой зуб против советской власти, — писал он впоследствии в романе «Мятеж», — кто за то, что от дома против воли на фронт отлучают, кто за разверстку, кто отомстить трибуналу охотится или особому, кого не обули вовремя, кому помешали хапнуть, кому сам строй не люб новый — словом, всяк сверлит свое…»

И не было одного ключа к взбудораженным сердцам их, и для каждого из них надо было найти свое слово убеждения, не обманывая их, не хитря и не лицемеря.

Нельзя лучше самого Фурманова передать его состояние в этот сложнейший час его жизни.

Он рассказал о нем через четыре года в романе «Мятеж».

«Как ее взять в руки, мятежную толпу?.. Прежде всего перед лицом мятежного собрания надо выйти как сильному: и думать, мол, не думайте, что к вам сюда пришли несчастные и одинокие, покинутые, кругом побитые, беспомощные представители жалкого военсовета, — пришли с повинной головой, оробевшие… К вам пришли делегаты от высшей власти областной, от военсовета, у которого за спиной — сила, который вовсе не дрогнул и пришел сюда к вам не как слуга или проситель, а как учитель, как власть имеющий… Словом, — выступать надо твердо, уверенно, как сильному и без малейших уступок, колебаний. Это первое: твердо и не сдаваясь в основном.