Элис не знала что означало это слово, она потеряла интерес ко всему, что происходило в серых стенах вонючего медицинского склепа. Последний укол вызвал непреодолимое желание принять горизонтальное положение.
Она легла на холодный кафельный пол, не обращая внимание на присутствующих рядом с ней изуверов и неожиданно проваливаясь в белоснежную бездну глубокого болезненного сна.
III
Снег выпал в конце ноября. Коньки в геттополисе редкость, — отец купил одну пару, сдав донорскую кровь вне очереди, как бывший научный работник Теремов. Младшая сестра, Анна, вне себя от счастья, — ей выпал жребий первой встать на лёд. Она гладит коньки руками, даёт каждому своё имя, разговаривает с ними, стараясь чтобы не заметил отец.
Они выходят на улицу, Анна кружится, как лучшая фигуристка Нектарии, разбрасывая в стороны жёсткий оранжевый снег. Она смеётся и бежит к катку. Элис хочет догнать сестру, отец что-то кричит им вдогонку. Смех Анны сливается со звуком колокола. Он бьёт всё сильнее, переходя в набат. На сполох сбегается толпа людей. Элис не понимает куда пропала сестра, вместо неё она видит только стоящую в оцепенении толпу. Она оборачивается, — отца нигде нет, пропали даже следы. Элис зовёт Анну, но слышит только собственный хрип, задыхаясь от сильнейшего приступа астмы.
Элис проснулась от панической атаки на холодной кровати, в полумраке комнаты, похожей на дешёвый гостиничный номер. Бельё намокло от пота, — организм боролся с лихорадкой, которая и отправила её в глубокий болезненный сон. Она перебралась на сухую половину. Встать не было сил, — мысли намертво сплелись липкой верёвочной головоломкой.
Элис вспомнила расставание с отцом, затем полёт на военном самолёте. Мерзкие подробности принудительной вакцинации проявились не сразу, — память оберегала психику несколько минут. Она поняла, что в какой-то момент отключилась в медицинском центре и потеряла сознание от переутомления.
Шторы наглухо закрывали окна, — утренний свет еле прорывался сквозь маленькие щели тонкими снайперскими лучами. Элис не могла пошевелиться, — полная неизвестность происходящего в странном гостиничном номере оказалась страшнее, чем кровопускание через железную иглу в пыточной медицинской комнате. Полумрак сводил с ума и выворачивал на изнанку психику. Она собралась силами, резко встала с постели и рывком раздвинула края плотной материи.
Яркая вспышка дневного света больно ослепила глаза через толстое звуконепроницаемое стекло. Разочарованию не было предела, — вид из окна не сообщал никакой информации о местонахождении. Бетонная стена с проходящими электрическими проводами была единственным убогим пейзажем, открывающимся из комнаты.
Глаза привыкали к дневному свету: кровать занимала почти всю площадь спальни, над небольшим письменным столом висел сливной информационный бак. Похожие слинфобачки, встречались на каждом углу биохимического геттополиса. Выход из спальни вёл в гостиную, — слинфобак, размером в стену, висел в ней напротив портрета Главнокомыслящего. Окна вплотную упирались в бетонное заграждение. Небольшой столик для еды, диван для отдыха и внушительных размеров холодильник, доверху набитый едой, составляли всё убранство салона.
Входная дверь была наглухо закрыта. Справа от неё Элис увидела вход в небольшое помещение, оборудованное необходимыми женскими принадлежностями, — миниатюрный слинфобачок находился даже там. Всё это недвусмысленно говорило об одном, — ей предстояло провести несколько дней в полной изоляции. Элис вспомнила странное слово, брошенное медсестрой охраннику в медицинском центре — "полит-карантин". Теперь его смысл был более чем понятен.
Слинфобачки подали признаки жизни одновременно во всех комнатах. На экране появился герб Братства, — жёлтая уточка-дицефал с кепочками вместо корон. Кепочка, — символ законности, — выражала факт, известный всему мировому сообществу, — Великая Поп Держава живёт чисто по понятиям и конкретно отвечает за свои слова. Уточки умилительно крякали, подчёркивая исключительное миролюбие Восточного Братства и умение вести дипломатические переговоры на высочайшем уровне.
Одновременно с появлением уточек, заиграл лёгкий патриотический джаз. Знакомый с детства
Поле, минное поле…
Сколько дорог прошагать не пришлось!
Встречусь с тобою, ты — моя доля.
Всё не сбылось, в жизни всё не сбылось!
Выключить изображение или регулировать громкость не представлялось возможным, — пульты управления отсутствовали, на раме слинфобачка не было ни одной кнопки, даже для регулировки звука. Элис посмотрела на часы, — время шло к девяти утра. Ждать оставалось недолго, — через несколько минут она получит исчерпывающую информацию о сроке и причинах своего заточения.