Фурцева

— Режиссер поставил себя вне критики, создал оппозиционный театр, постоянно заостряющий свое внимание на теневых сторонах нашей жизни, отрицающий и не подчиняющийся партийному руководству, противопоставляющий все прогрессивное (ученого, художника) властям, и это не частное заблуждение, а определенная тенденция из спектакля в спектакль, генеральная линия — критика властей… Мы укрепим руководство художественное и партийное — в театр придут молодые, партийные артисты».

Первый секретарь Пролетарского райкома партии Петр Ильич Шабанов внушал режиссерам:

— Высоцкий — это морально опустившийся человек, разложившийся до самого дна. Я не рекомендую вам Высоцкого…

Смотреть спектакль «Живой» в театр приехала Екатерина Алексеевна Фурцева.

«Всех собрал шеф в зале, — записал в дневнике Валерий Золотухин, — как перед боем, такое всех охватывало волнение и озноб».

— Не ждите никакой реакции, — сказал артистам Любимов, — предупреждаю — будете играть как при пустом зале…

— Ну, неужели они не живые люди, ну хоть что-то, где-то должно их прошибить.

— Не надейтесь и не обольщайтесь, поверьте моему опыту… Юрий Любимов: «Вошла Екатерина Алексеевна, каракульчевое манто у нее с плеча свисает, свита из тридцати четырех человек. Из зала выставили всех, чтобы и мышь не проскользнула…»

Валерий Золотухин: «И грянул бой… Зал как будто вымер. Сорок человек живых сидит в зале, а мы играем будто для кресел…»

Юрий Любимов: «Едва кончился первый акт, Фурцева хлопнула ручкой и крикнула: автора — ко мне!

— Послушайте, дорогой мой, с этой условностью надо кончать!.. Нагородил черт знает что. Режиссера — сюда! Режиссер, как вы посмели поставить такую антисоветчину? Куда смотрела дирекция? А партком?.. Весь театр надо разгонять. В этом театре есть советская власть?.. Что это такое нам показывают? Это же ведь иностранцам никуда даже ездить не надо, а просто прийти сюда и посмотреть, вот они все и увидят…»

Валерий Золотухин: «И началось. Это безобразие, это неслыханная наглость. Нет, это не смелость, антисоветчина, ничем не прикрытая и т. д. Я сиганул наверх, быстро переодеваюсь, проверяю реквизит и бегу на начало второго акта, а в зале истерика Мадам. Я накрылся корзиной, слушаю и ушам не верю, чего говорят взрослые люди, в чем нас обвиняют… Был такой момент в ругани, когда казалось, что не хватает маленькой капли, чтобы Мадам хлопнула дверью и выскочила как ошпаренная со своею свитою из театра.

А в театре холод, ей принесли шубу. Слышу, она проворчала:

— Ну, давайте, досмотрим…»

После спектакля заговорил заместитель министра Григорий Иванович Владыкин — с истерикой в голосе:

— Мы давно нянчимся с товарищем Любимовым, стараемся всячески помочь ему, по-хорошему смотрим, советуем, спорим, ничего не помогает — товарищ Любимов упорно гнет свою линию, порочную линию оппозиционного театра. Против чего вы боретесь, товарищ Любимов?! Вы воспитали аполитичный коллектив, и этого вам никто не простит. Сегодняшний спектакль — это апофеоз всех тех вредных тенденций, которых товарищ Любимов придерживается в своем творчестве. Это вредный спектакль, в полном смысле — антисоветский, антипартийный…

Григорий Владыкин в 1940-е годы заведовал отделом художественной литературы в агитпропе ЦК партии. Он сам стал жертвой очередной идеологической кампании и потерял высокое кресло. В апреле 1950 года его бывшие коллеги по отделу пропаганды и агитации отправили секретарю ЦК Маленкову донос:

«Тов. Владыкин, освобожденный от работы в аппарате ЦК ВКП(б), сын крупного лесопромышленника, шельмовал людей, которые пытались бороться с космополитами, формалистами и эстетами в литературе. Владыкин приказал снять зав. сектором Гослитиздата как антисемита. По указанию т. Владыкина вышла в свет книга „Французский романтизм“ — книга антимарксистская, вредная, смакующая упадочные, пессимистические, антиреволюционные произведения французских аристократов».

Изгнание из ЦК, приклеивание ярлыков, вообще вся эта послевоенная история гнусных идеологических разносов, казалось бы, должны были чему-то научить, но, увы… Григорий Владыкин ведал в Министерстве культуры театрами и неуклонно проводил «партийную линию».

Валерий Золотухин подробно записал, что происходило дальше…

«— Я ехала, честное слово, с хорошими намерениями, — говорила Фурцева. — Мне хотелось как-то помочь, как-то уладить все… Но нет, я вижу, у нас ничего не получается! Вы абсолютно ни с чем не согласны и совершенно не воспринимаете наши слова.

Министр обратилась к автору пьесы Борису Можаеву:

— Дорогой мой! Вы еще ничего не сделали ни в литературе, ни в искусстве, ни в театре, вы еще ничего не сделали, чтобы так себя вести.

— Зачем вы так говорите, — вступился за автора Юрий Петрович Любимов, — это уважаемый писатель, один из любимых нами, зачем уж так огульно говорить об одном из лучших наших писателей…

Можаев объяснял, что написал комедию, условие жанра — персонажи карикатурны, смешны…