Фурцева

Московский хозяин заставил Министерства сельского хозяйства и сельскохозяйственного машиностроения выделить деньги на разработку комбайна. Фирюбин напрямую давал указания предприятиям, а потом устроил показательные испытания комбайна в Горках Ленинских и заставил ТАСС дать официальное сообщение о том, что комбайн готов. Решили первый электрокомбайн преподнести Сталину в день его юбилея. «Правда» подготовила восторженную статью. Текст попросили завизировать Фирюбина. Он велел дописать, что комбайн построен «по инициативе городского комитета партии». Эти слова, да и вся статья вызвали раздражение в отделах ЦК партии и в профильных министерствах. С каких это пор горком раздает прямые заказы производственникам? Это было сочтено тяжким нарушением государственной дисциплины, поскольку для создания сельскохозяйственной техники требовалось решение союзного правительства.

Расследовать дело поручили министру государственного контроля Льву Захаровичу Мехлису, бывшему помощнику вождя. Мехлис признавал авторитет только одного человека — Сталина. Мехлис, когда он отстаивал более жесткую позицию, позволял себе возражать и самому вождю, иногда публично, в присутствии многих людей. Вождь не обижался. До конца жизни Сталин сохранил привязанность к Льву Захаровичу как к человеку, который не только был бесконечно ему предан, но и во всем подражал вождю и действовал исключительно сталинскими методами.

Лев Мехлис очень жестко относился к кадрам, безжалостно и часто несправедливо снимал с должности — иногда за дело, иногда по чьим-то наветам. В первых числах октября 1949 года на заседании Совета министров СССР разбиралась история с самоуправством Московского горкома. Приняли постановление «О нарушении государственной дисциплины и шумихе в печати об испытаниях электрокомбайна».

Дело Попова, кстати говоря, стало последним для Мехлиса. В том же 1949 году Лев Захарович отметил шестидесятилетие, получил орден Ленина. А в декабре у него случился инсульт, затем инфаркт. Он почти не мог ходить, одна рука не действовала.

Вечером 4 октября Попов провел закрытое заседание бюро горкома и обкома. Думал, что сможет отделаться увольнением проштрафившихся помощников. Ему было приказано избавиться от всех, кто забыл, что такое партийная работа. Первыми лишились высоких постов Николай Фирюбин и сотрудники отдела машиностроения.

Николая Павловича сняли с должности, записав в решении:

«Бывший секретарь МГК ВКП(б) тов. Фирюбин нарушал государственную дисциплину, командовал предприятиями и учреждениями союзного подчинения в деле проектирования и изготовления электрокомбайна, проявлял местнические тенденции и организовал, в целях саморекламы, неправильные сообщения в печати об испытаниях электрокомбайна».

Вот после этой истории, когда выяснилось, что Георгий Михайлович Попов и его команда утратили статус неприкосновенных, и родился донос, который сломал блестящую карьеру хозяина Москвы. Заодно сменили руководителей столичных газет, в том числе и заместителя редактора «Вечерней Москвы» — брата Попова, который совсем не был похож на Георгия Михайловича.

Тринадцатого декабря 1949 года политбюро приняло решение избрать Хрущева секретарем ЦК. В тот же день провели объединенный пленум МК и МГК. Собрали руководителей города и области. Маленков зачитал постановление политбюро «О недостатках в работе Попова Г. М.». Московские чиновники, в том числе Екатерина Алексеевна Фурцева, затаив дыхание, слушали, как сокрушают многолетнего хозяина столицы.

Слово предоставили самому Попову. Он каялся в своих грехах:

— Товарищи, Центральный комитет и товарищ Сталин подвергли суровой и справедливой критике меня как руководителя московской партийной организации за крупные недостатки и ошибки, допущенные мною в работе. Я признаю решение ЦК правильным, и не только правильным, а совершенно правильным; глубоко переживаю и сделаю для себя правильные большевистские выводы.

Вслед за ним выступали все другие руководители Москвы. Пленум продолжался три дня. Попов еще раз попросил слова:

— Я считаю, что критика, которая была здесь, на пленуме, совершенно правильная. Она показывает также и то, что я как бывший секретарь МК и МГК очень многих фактов не знал, что свидетельствует о том, что у меня была слабая связь с партийным активом и прежде всего с секретарями райкомов. Я в этом виноват перед Центральным комитетом и перед Московским комитетом…

Попов не выдержал и прошелся по одному из своих критиков — секретарю горкома партии Олимпиаде Васильевне Козловой:

— Товарищ Козлова — допустим, сегодня, 13-го числа, вышло решение, его зачитали — так она уже 13-го числа выступала и говорила о том, что боролась, что она ставила вопросы, а пять дней назад она сидела у меня в кабинете и пела мне дифирамбы. Это показывает, что человек по погоде строит свои взгляды. Разве так можно?

Георгий Максимилианович Маленков поучающе заметил из президиума:

— И пять дней тому назад не надо было допускать, чтобы вам пели дифирамбы.

— Правильно, товарищ Маленков, — поддакнул Попов.