— Приходил звать товарищ Така? Канаки-сан — уважаемый человек, нечего было впутывать его в свои дела, — возмутился я, проявляя несколько сдержанное сочувствие к мужу Дзин. Но Дзин поняла мою сдержанность — она и не ожидала от меня теплого сочувствия ее мужу.
— Ребята обходят в деревне дом за домом и всех сзывают, Мицусабуро-сан! Особенно тех, кто вчера ничего не брал в универмаге, — их вызывают всех подряд! — сверкнула она своими маленькими, заплывшими жиром глазками и попыталась улыбнуться — по ее коже, будто смазанной толстым слоем сала, прошла вялая рябь. Наконец ей удается справиться с обычным для нее тяжелым, прерывистым дыханием, и она возвращается к сплетням, питаемым плотоядным любопытством. — Мои ребята с раннего утра убежали в деревню, а хозяин еще не выходил из дому, и тогда двое парней подошли к двери и закричали: «Пошли в универмаг?» В перерыв ребята прибегали и рассказывали: как попадется дом, где никто не ходил брать чего-нибудь в универмаге, будь то богатый дом или тех, кто в сельской управе работает, все равно туда по двое приходили парни и кричали: «Пошли в универмаг?» Вроде бы и снохе старосты, и жене начальника почты пришлось пойти и чего-то там взять. Дочка директора школы плакала, говорят, плакала, но никуда не денешься — притащила целый ящик хозяйственного мыла, а оно ей ни к чему! — сказала Дзин и вдруг плотно сомкнула губы, точно рот у нее полон воды, и захмыкала носом. Ее лунообразное лицо побагровело, и я догадался, что она смеется. — Полное равенство, Мицусабуро-сан. Все жители деревни опозорились на равных — это хорошо!
— И нет никого, кто бы сочувствовал королю супермаркета, Дзин? — Я почувствовал туманную опасность ловушки в слове «опозорились», расставленной этой болезненно толстой женщиной, и, чтобы все-таки избежать ловушки, задал вопрос, чуждый атмосфере ее боевых сплетен.
— Кто стал бы сочувствовать этому корейцу? — тут же с негодованием бросила мне Дзин. До вчерашнего дня она, как и все жители деревни, рассказывая о несчастьях, которые принес универмаг, ни словом не обмолвилась, что влиятельный владелец супермаркета — кореец. А теперь она говорит о нем, делая особый упор на слове «кореец». Подобно тому как ограбление универмага одним ударом опрокидывало соотношение сил между жителями деревни и королем супермаркета, Дзин без всяких колебаний, говоря о человеке, экономически поработившем деревню, делала упор на том, что он кореец.
— С тех пор как сюда приехали корейцы, все время одни только неприятности! Как кончилась война, корейцы понахватали здесь у нас и земли, и денег — враз в люди выбились! Ну, взяли у него самую малость — чего его жалеть?
— Дзин, но ведь корейцы не по собственной воле приехали в деревню. Это были обыкновенные рабочие-рабы, которых насильно привезли сюда с их родины. Да и, насколько мне известно, никаких неприятностей жителям деревни они не доставляли. Или возьми землю корейского поселка после войны — разве кто-нибудь из деревенских понес урон? Почему ты все представляешь в таком искаженном свете, Дзин?
— S-сан был убит корейцами! — хмуро сказала Дзин, к которой тут же вернулась настороженность.
— Это было возмездие, Дзин, за убийство корейца, которое совершили друзья брата. Тебе это хорошо известно.
— Да все говорят — вкривь и вкось все поехало, как появились здесь у нас эти корейцы! Всех бы их поубивать, этих корейцев! — нелепо распалялась Дзин от своих слов. Теперь ее глаза, полные ненависти, потемнели.
— Дзин, но это же неверно, что только корейцы нанесли урон жителям деревни. В столкновениях после войны виноваты обе стороны. Тебе и это хорошо известно, зачем же так говорить? — упрекнул я ее, но Дзин, понуро опустив свою большую голову, будто на нее взвалили невыносимую тяжесть, пропустила мои слова мимо ушей, и оттуда, где я стоял, было лишь видно, как волны прерывистого дыхания прокатываются по ее затылку, похожему на тюлений. Охваченный раздражением и возмущением, я тяжело дышал. — Устроили дурацкие беспорядки, а в конечном счете все неприятности опять посыплются на жителей деревни, Дзин. Король супермаркета, оттого что ограбили один из его универмагов, не понесет такого уж существенного ущерба, а большая часть жителей деревни из-за «трофеев» еще долго будет мучиться угрызениями совести. И как это удалось Така, который совсем недавно вернулся сюда издалека, подбить на такое дело даже уважаемых людей?
— Все жители деревни опозорились на равных — это очень хорошо! — повторила Дзин, будто мои слова ее не касались, по-прежнему сидя с опущенной головой. Я почувствовал особый смысл, который она вкладывала в слово «опозорились».