Футбол 1860 года

Таким образом, рассыпался в прах план покупки универмага и возмещения ущерба, предложенный настоятелем и парнем, похожим на морского ежа. Говорят, что этот план не был даже предложен королю супермаркета. После смерти Такаси ядро руководителей бунта распалось. И не осталось силы, способной повлиять на короля, заставить его почувствовать хотя бы возможность нового бунта. И деревенские, и окрестные, убедившись, что за награбленное с них никто не спросит, почувствовали облегчение и безропотно стали покупать продукты и все необходимые товары, цены на которые поднялись теперь в два-три раза. Дорогие же предметы, например электротовары, были потихоньку возвращены в универмаг, и за короткий срок их сбыли в распродаже, хотя они и были повреждены. А женщины из окрестных, бесплатно натаскавшие дешевой одежды, оказались при деньгах и особенно активно участвовали в распродаже. Помещики, владеющие лесными угодьями, снова успокоились и замкнулись в скорлупе своекорыстия.

В сопровождении детей Дзин я спустился в деревню; в глаза била густая пыль, поднятая с голых полей бешеным ветром. Снег растаял, и земля высохла, но сила, наполняющая побеги, как поверженное человеческое тело, еще не возродилась в бессильной почерневшей траве, в деревьях, высящихся в темном лесу, и это, когда я оглядываю долину, нагоняет тоску. Я опускаю глаза — у идущего впереди сына Дзин вся шея в грязных потеках. Как дозорный, наблюдающий за приездом в деревню короля супермаркета, он на ветру, полном пыли, долго смотрит в сторону моста. В его быстро шагающей сутулой фигурке чувствуется огромная, недетская усталость. Это испытывает каждый, кому приходится капитулировать. Все жители деревни, встречаясь с королем супермаркета и его людьми, должно быть, выглядят так же. Деревня капитулировала.

Мальчик с таким рвением сидел в дозоре потому, что мое ожидание короля, с которым я собирался встретиться, связано с его матерью, почти переставшей есть и начавшей быстро худеть. Если бы не это, вряд ли он стал бы для меня так стараться. Смерть Такаси снова отторгла меня от жизни деревни. Даже дети перестали преследовать меня своими насмешками.

Спустившись на площадь перед сельской управой, я увидел короля супермаркета и его людей. Обойдя универмаг, они шли теперь по дороге в гору. Вышагивавший по-военному рослый мужчина, с силой пинавший полы длинного, до пят, черного пальто, и был король супермаркета. На голове — большая, похожая на мешок охотничья шапка, круглое лицо — даже издали видно — румяное, откормленное. Так же энергично шагают сопровождающие его молодые ребята тоже крепкого сложения, здоровые. Они в грубошерстных пальто, без шапок и, подражая своему шефу, идут, гордо выпятив грудь, глядя прямо перед собой. Я отчетливо вспомнил тот день, когда в деревню впервые въехали джипы оккупационных войск. Король супермаркета и его люди напомнили мне торжествовавших победу чужестранцев. В то летнее утро, когда я собственными глазами убедился в поражении своей родины, взрослые, не в силах проникнуться сознанием, что они под оккупацией, игнорировали чужеземных солдат и занимались своими делами, но все равно они были пропитаны позором. И только дети, быстро освоившись с новым положением, радуясь, что в школе прерваны занятия, бежали за джипами и получали разные сласти.

И сегодня то же: взрослые, к несчастью для себя, повстречавшиеся с шествующим по дороге королем супермаркета, либо отворачиваются, либо опускают голову — позор гонит их, точно крабов, забиться в какую-нибудь ямку. В дни бунта общий позор придал им силу, чтобы разрушать, связал их между собой. Но позор, от которого страдают теперь капитулировавшие жители деревни, не таков, чтобы превратиться в пружину ненависти. Это тайный, до отвращения бессильный позор. Король супермаркета и его люди шествуют по дороге, устланной плитами позора жителей деревни. Огромная разница между жалким «духом» в визитке без рубахи и настоящим королем супермаркета заставила и меня пережить острое чувство позора, стоило мне представить, как бы все это выглядело, если бы наряженному «духом» парню пришлось дожидаться поднимающегося по дороге короля.

Дети в некотором отдалении следуют за шествием, но в полном молчании, будто подавленные воем ветра, бушующего в верхушках деревьев и винтом устремляющегося вниз. Они, как и я в детстве, первыми приспосабливаются к новому положению в деревне, и они же, как участники бунта, тоже страдая от позора, в той степени, в какой это доступно им, детям, совсем примолкли.