Футбол без цензуры. Автобиография в записи Игоря Рабинера

В 2007 году, после того, как меня выгнали, ребята рассказывали, какая атмосфера была на предматчевых сборах. Все не вылезали из своих номеров! Раньше везде толпился народ – кто в телевизионной что-то смотрел, кто в карты играл, кто у докторов тусовался, кто-то в столовой… Все на виду были, даже иностранцы. При Бышовце можно было закричать «ау» – и никто бы не появился. Каждое появление где-либо – это лишнее слово. А оно могло быть истолковано по-всякому.

А Лося как убрали? Это же был настоящий беспредел! Даже когда от меня избавлялись, я и предположить не мог, что они так с Димкой поступят. Он пострадал за собственное мнение – в перерыве матча с «Москвой» встал и сказал, что, на его взгляд, надо тактику перестроить. В нормальной форме сказал. Что, капитан не имеет права такие слова произнести? Но недаром Бышовец однажды вызвал Гуренко и убрал его со словами: «Сережа, в команде должен быть один умный человек. И этот человек – я».

Если бы не Семин, Лосю ни в полуфинале, ни в финале Кубка Бышовец не дал бы сыграть. Но Палыч поднял бучу, акционеры в тот раз его поддержали – и тренер вынужден был его ставить. Однако после Кубка все равно убрал…

Потом в «Сатурне» Гаджиев нарадоваться не мог, что у него есть такой игрок. А Курбан Бердыев, наоборот, расстраивался – Лоськов же должен был к нему в «Рубин» перейти, но «Сатурн» сыграл на опережение.

Наверное, в 2007-м я мог остаться в «Локомотиве», если бы согласился при Бышовце играть за дубль. Когда пришел за трудовой книжкой к Семину и попросил найти мне команду, то он так и сказал: «А зачем тебе уходить? Тренируйся, как Булыкин, в дубле, получай зарплату».

Но я не такой человек, чтобы ждать, пока тренера уволят – как бы я к нему ни относился. И не могу получать деньги неизвестно за что. Хоть я всегда и любил говорить про премиальные, но у меня завышенных финансовых требований никогда не было. Овчинников любил говорить: «На сколько мне предложат – на столько и подписываюсь». Вот и я так же.

Помню, как удивился, когда первый раз разговаривал с Семиным в его машине, и он спросил: «Сколько ты хочешь?» Даже не знал, что бывает такая постановка вопроса. Мне было двадцать три года, и у меня не было ничего.

Но никакая зарплата не стоит тех эмоций, которые ты испытываешь, когда выигрываешь что-то большое. Долгое время я считал, что в моей жизни самым весомым было «золото» со «Спартаком» в 1996-м. Но по прошествии лет понял, что все-таки с «Локомотивом» в 2002-м.

Потому что «Спартак» много раз был чемпионом и раньше, а «Локомотив» мы этой победой впервые подняли на вершину. И все поняли, что никакое это не «пятое колесо в телеге московского футбола».

А когда я забирал трудовую книжку из «Локомотива», собрались Семин, Коротков и я. Трогательно все получилось. Были и слезы, и душевный разговор на прощание. Не покидало чувство, что уходишь из семьи. Да «Локомотив», в котором из семи моих лет мы шесть раз завоевывали медали – по два «золота», «серебра» и «бронзы», – и был для меня настоящей семьей…