Подъемные по контракту были – 50 тысяч долларов в год. В первый раз столько и дали. А на следующий сезон – уже меньше. Я за этим следил. Помню, первая игра в 2001 году была на выезде с «Ростсельмашем», утром звоню начальнику команды Владимиру Короткову: «Владимир Петрович, это Евсеев. Где подъемные?» Он: «Ну сегодня же игра будет!» – «Так я и звоню поэтому, у меня же написано в контракте – до первой игры! Давайте!»
Получил уже после возвращения в Москву, конечно. Хотя Петрович об этом долго еще всем рассказывал. А фразы про подъемные и премиальные быстро стали моими фирменными. Вижу, начальник какой-нибудь в раздевалку входит, и завожу пластинку нарочито скупердяйским тоном: «Где-е-е премиальные? Когда уже мы их полу-у-учим?» Команда уже ждет этого шоу – и угорает…
Попал я на деньги только раз – после дефолта 1998 года в банке остались шесть тысяч долларов. Года через три их, к счастью, отдали, но все равно пришлось понервничать. Тогда для меня это была приличная сумма.
Филатову и Семину я благодарен за то, что они сделали из меня не только футболиста, но и личность. То, что я стал называть вещи своими именами, и научился нехорошему человеку в лицо говорить, что он нехороший человек, – это их заслуга. Отношение к игрокам в «Локомотиве» вообще было намного лучше, чем в «Спартаке».
Там мы на предматчевых сборах сидели по два-три дня, в «Локо» за день до игры заезжали. И атмосфера была раскрепощеннее. Базу всегда оставляли открытой для жен. Шашлыки делали, за жизнь говорили. Когда Овчинников в команду вернулся, рассказывал, что в середине 90-х после матчей ехали на автобусе на базу – так Палыч останавливал его возле магазина, на свои деньги пиво покупал, молодым давал, чтобы несли. И Пашинин, и Дроздов такими воспоминаниями делились.
И на базе они потом общались под это дело. Никто не напивался. Но главное, что все были вместе. Кто-то рассказывал историю про Валерия Лобановского, которая задела меня до глубины души. Ему звонят, говорят: «Вот там-то ваши пьют». Он спрашивает: «Кто?» – «Все». – «Ну, раз все, тогда пускай пьют». Это же здорово и правильно, когда команда вместе. Начнут разговаривать, выяснять отношения – так пусть лучше выяснят их за столом, чем затаят.
Потом уже всякий раз после игр мы собирались в ресторане поговорить – вне зависимости от того, выиграли или проиграли. Особенно когда Овчинников пришел в команду. Садились, причем вместе с женами, – и вперед! Инга, бывшая Серегина жена, в создании такой атмосферы большую роль играла. Компанейская, всегда жен вместе собирала.
Поводов собраться всегда хватало. Помню, праздновали день рождения Беллы, жены Давида Шагиняна, коммерческого директора команды, сына Филатова. В «Локо-фитнес», что забавно, сидели – на «Ботаническом саду», как раз Валерию Николаичу принадлежит. В разгар празднества узнали, что в Москву приехал отец шведа Маркуса Розенберга, который потом много лет в «Аяксе» играл. Мы уже махнули, и я говорю: «Давайте, везите его сюда!» Потом помню, как старый любитель хоккея кричал ему: «Тре Крунур! Бёрье Сальминг!» Я-то хоккей, в том числе и шведский, знаю, уважаю.
Достойно, в общем, человека приняли, он был впечатлен. Удивительно даже, что он с «Локомотивом» так и не подписал контракт. Все-таки «Аякс» для сына выбрал. Может, испугался, что мы так зажигаем каждый день…
В «Локо» оттренировался – и делай что хочешь. Рассказывали, что как-то на сборе в Германии ребят с лишним весом отсадили за отдельный столик, листьями салата кормили – Джанашия, Черевченко, Арифуллина и Соломатина. Вот только рядом с гостиницей был ресторан с колбасками, и никто не мешал там парням наверстывать… Не проверяли, кто там сидит, не стучали – такое у Палыча вообще не в чести было. Стукачей у него в команде отродясь не было. Это потом, при Бышовце, все изменилось.
С Семиным, в отличие от Романцева, всегда можно было свободно поговорить, более того, он сам любил подискутировать, где-то нас даже заводил. И ты мог не бояться, что скажешь что-то лишнее и потом это тебе нехорошо аукнется. А раскрепощенность – она даже в том выражалась, что на матчи мы в «Спартаке» ехали при мертвой тишине в автобусе, никто не рисковал что-то сказать. А в «Локо» не только говорили – музыка играла постоянно.
Поселили меня в номере с Олегом Терехиным, тем еще балаболом. А я же из «Спартака» пришел – молчун молчуном. И вообще считал, что раз пришел в новую команду – надо не разговаривать, а дело делать.
Но Терехин – он мертвого разговорит. Все время старался болтовню нашу на какие-то темы вывести. Вот так и из меня постепенно говоруна сделал. За год я в этом плане очень изменился. А Тереха, который до этого за «Динамо» забивал не переставая, за что и получил приглашение, в «Локо» быстро сел в запас и потом ушел в «Кубань»…