Читаем Футбол оптом и в розницу полностью

Игра, о которой я собираюсь поведать, состоялась 21 октября 1962 года на стадионе имени Кирова, в Ленинграде. Местные динамовцы (тогда они были еще в фаворе и выступали в классе «А») принимали алма-атинский «Кайрат». И вот вместе с Латышевым мы прибыли в Северную Пальмиру для судейства этого матча. Едва, ведомые нашим триумфатором, показались мы из тоннеля, как зрители дружно поднялись со своих мест. С трибун неслись крики: «Латышеву браво!», «Николай Гаврилович — молодец!». Стадион ликовал. Динамовцам не удалось одолеть упорных алмаатинцев: игра завершилась нулевой ничьей. Но это мало огорчило зрителей. Когда мы уходили с поля, Латышева вновь провожали приветственными возгласами. Никогда не доводилось мне наблюдать такого восторженного приема судей.

Пользуясь случаем, хочу затронуть еще одну деликатную тему, ставшую чрезмерно актуальной в наши дни. Никто тогда в Ленинграде даже не приближался к нам с какими-то унизительными просьбами и посулами. Более того, входившая тогда в моду практика послематчевых застолий обошла нас стороной. Допускаю, что местных спортивных руководителей обуревало желание пообщаться с великим арбитром за дружеским столом. Но ничего подобного, к счастью, не случилось. К Латышеву с подобными предложениями даже обращаться стеснялись. Мы с Николаем Гавриловичем посетили великолепный ресторан гостиницы «Европейская» и с удовольствием поужинали. И, можете себе представить, — за свои.

Сегодня мне особенно приятно вспоминать те уже далекие годы, когда наш футбол сохранял благопристойность и достоинство. Его еще не одолел нравственный травматизм.

21 ноября 1998 года Николаю Гавриловичу исполнилось 85 лет. Юбилей прошел с типично российскими удалью и размахом. Минуло меньше трех месяцев после праздничных хлопот. В первых числах февраля Латышев стал стремительно угасать: пропал аппетит, резко снижался вес, появились отчетливые признаки депрессии. Наш судейский патриарх стал плохо двигаться. Среди арбитров нашлось много внимательных людей, живо откликнувшихся на нашу общую боль. Алексей Спирин, Сергей Хусаинов, Борис Иванов приложили много сил, чтобы срочно госпитализировать Латышева. 16 февраля мы с Людмилой Николаевной, дочерью нашего великого коллеги, и Борисом Ивановым отвезли его в госпиталь ветеранов войны № 3, расположенный на севере столицы. Николай Гаврилович еще находил в себе силы шутить и восторгаться заботой и вниманием персонала, но... Судьба уже поставила свою безжалостную подпись под роковым приговором: в 6 часов утра 18 февраля 1999 года Латышева не стало.

Как это у нас водится, на похоронах и поминках было произнесено много добрых слов о сильнейшем отечественном и одном из лучших в мире футбольном арбитре. Были обещания и заверения о вечной памяти. Замечу, что многое из обещанного уже сделано и делается. В частности, на могиле Латышева на Ваганьковском кладбище воздвигнут памятник. В Москве ежегодно проводятся турниры на приз Латышева.

В этот же ряд следует поставить и образование символического Клуба Латышева, который, по мысли его создателей, был призван не только увековечить память о нашем судейском патриархе, но и способствовать подъему авторитета всех арбитров России. Однако из-за непонимания руководителей КФА роли и значимости Клуба Латышева его создание оказалось по сути пустой формальностью. Достаточно сказать, что из числа ныне еще действующих арбитров лишь... один (?!) Валентин Иванов удостоился чести стать членом Клуба Латышева. Но кто об этом знает? Никто! Практически никто, кроме узкого круга лиц, вообще о существовании клуба ничего не ведает. Несколько раз я беседовал на эту тему с Николаем Левниковым, даже написал ему официальный запрос. Никакой реакции!

Как-то летом, совмещая отпуск с судейскими обязанностями, я оказался в Сухуми. Одним из моих помощников был москвич Лев Акселевич, ныне, к сожалению, уже покойный. Местные динамовцы не сумели одолеть соперников: матч завершился вничью; Через три дня мы должны были судить игру в Новороссийске и решили перебраться туда теплоходом. Лев отправился к администратору команды «Динамо» за билетами, которые мы заказали загодя. Вскоре мой коллега вернулся очень расстроенным. «Что случилось?» — спросил я его. «Да, вот, — последовал ответ, — дали два билета, тебе в каюту, а мне... на палубу, без места. Когда я начал возмущаться, администратор нахально заявил: «Как судили — так и поэдитэ». Билеты нам все же поменяли. Но гостеприимство по-сухумски, как видите, помню по сей день.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное