Читаем Футбол оптом и в розницу полностью

Когда дома я приступил к расшифровке наших словопрений, то понял, что оказался в довольно щепетильной ситуации. Дело в том, что в переложении на бумагу беседа оказалась малоподъемной даже для толстого журнала. К тому же я «навспоминал» довольно много забавных и смешных историй, которые легко черпал из вышедшей совсем недавно моей книжки «Озорной футбол». Мне ужасно хотелось оставить их в записи нашей беседы. Мало этого, готовясь к встрече с матерыми журналистами, я подобрал для них массу веселых и познавательных историй, вместить которые на страницы журнала не представлялось возможным. Хотя я с болью в сердце вынужден был сократить свою исповедь, но многое все же оставил «— с тайной надеждой на чудо: а вдруг пройдет.

Получив мою рукопись, Валерий сразу же сказал: «Сократим как минимум вдвое, уберем все, что прямого отношения к футболу не имеет». Обижаться было нельзя, я и сам понимал, что мой собеседник прав. Так или иначе, подвергнутая обрезанию моя исповедь под заглавием «Человек в черном: наброски автобиографии» была опубликована в №17 за 2004 год в «Футбольной правде».

Один из авторских экземпляров я вскоре вручил своему давнему знакомому, популярному писателю Валентину Викторовичу Лаврову, автору многих исторических детективов и сыну известнейшего в 30-х годах форварда столичного «Локомотива» Виктора Лаврова. Через несколько дней я услышал в телефонной трубке напористый, не терпящий возражений голос: «Вы совершите преступление, если немедленно не начнете писать свою автобиографическую книгу».

Разговор с Лавровым надолго лишил меня покоя. Я стал плохо спать, вскакивать по ночам и записывать какие-то истории своей очень неспокойной жизни. При этом меня начал глодать червь сомнений. Автобиография — это совершенно новый для меня жанр, к тому же ко многому обязывающий. Он предъявляет к пишущему особые требования, заставляя ни на минуту не забывать о читателе, для которого автор просто обязан быть интересен. При этом я не забывал известное высказывание классика; «Все интересное прекрасно!» Более того, автобиографическая книга должна быть максимально избавлена от всякой пафосности и естественного для многих людей стремления представить себя в более привлекательном, чем есть на самом деле, виде. С другой стороны, страшно не хотелось обнажаться и демонстрировать читателю некое подобие душевного стриптиза, за который самому же и будет потом стыдно.

Тем временем лишивший меня покоя Лавров при каждом удобном случае разогревал мой уже и без того воспаленный мозг и призывал браться за дело. В мучительных раздумьях и сомнениях провел я несколько месяцев. И вот на пышных торжествах, посвященных 70-летию Валентина Лаврова, состоявшихся 2 мая 2005 года, я встретил руководителей известного книгочеям издательства «Вагриус». Каким-то невероятным способом им за несколько перекуров удалось сломить сопротивление честолюбивого автора. Словом, за все, что я рискнул рассказать в этой книге, должны нести хоть какую-то ответственность милые сотрудники «Вагриуса».


РАСПЯТЫЕ СУДЬБЫ

Не нагонит больше их охрана,

Не настигнет лагерный конвой,

Лишь одни созвездья Магадана

Засверкают, встав над головой.


Плюшевый мишка

В жизни каждого человека случаются события, оставляющие в памяти вечные отметины. Они, как шрамы от ранений, не исчезают, не истираются временем.

Еще до шрамов, оставленных мне войной, я перенес ранение души... Ранение тяжелое, кровоточащее: 26 июня 1938 года был арестован мой отец. Больше я его уже никогда не видел. Мне было тогда 13 лет, моей сестре — всего восемь.

В первых числах июня 1938 года отец уезжал в служебную командировку в Тбилиси. Вместе с отцом ехал его старый товарищ Иосиф Матвеевич Полонский. Исключительная судьба этого человека обязывает Меня сказать о нем хоть несколько слов. В течение многих лет, еще до революции, Полонский был связным Ленина. Член партии едва ли не с первых дней ее создания, Полонский постоянно находился под прицелом царских жандармов. Его неоднократно арестовывали и ссылали на каторгу, где он провел немало лет. Судьбе было угодно так распорядиться, что в конце 30-х Годов Полонского вновь арестовали. На этот раз сотрудники НКВД. К послужному списку каторжанина прибавилось еще 17 лет, которые провел он в сталинских лагерях. После XX съезда КПСС он был полностью реабилитирован.

Здесь я должен, мне кажется, сделать одно пояснение. Приводя некоторые подробности биографии сослуживцев и товарищей отца, я отнюдь не стремился как-то их приукрасить или подчеркнуть, как может кому-то показаться, их ущербность. У каждого человека одна жизнь и одна биография. И представлять их нужно такими, какими они были, не дозволяя своему перу склоняться «влево» или «вправо» в зависимости от политической конъюнктуры. Полагаю, что читателю вполне по силам самому во всем разобраться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное