Читаем Футбол оптом и в розницу полностью

Впрочем, сейчас речь не о моих добрых соседях. Когда мы с Георгием, перебивая друг друга, заговорили о прожитых рядом годах, о наших автомобильных увлечениях и, разумеется, о давно канувших в Лету и куда-то запропастившихся замечательных девочках, то коснулись и моих литературных увлечений. Ведь только за последние 15 лет мне удалось опубликовать около 15 книг о футболе и его людях. Рассказал я своему бывшему соседу и о готовящейся к печати очередной автобиографической книге с пока еще условным названием «Не только о футболе».

Мой собеседник, никогда ранее не проявлявший интереса к футболу, вдруг радостно встрепенулся: «А ты знаешь бывшего киевлянина Виктора Каневского?» «Ну как же», — отвечал я. Мне ведь доводилось неоднократно судить матчи с участием Виктора, когда он был лидером атак киевского «Динамо», победителем чемпионатов и Кубков СССР, игроком сборной команды страны!

Я подошел к книжному шкафу и извлек из него футбольную энциклопедию 1997 года, в работе над которой тоже принимал участие. На 177-й странице напечатана статья о В. Каневском. Там, в частности, о нем сообщалось: «Обладал широким тактическим кругозором, отлично видел поле, интуитивно чувствовал предложения партнеров. Отличался высокой стартовой скоростью, хорошей обводкой, владел поставленным ударом с обеих ног, умел завершать атаки неожиданными ударами из трудных положений».

Встречаться с Виктором Ильичом мне доводилось и когда он тренировал харьковский «Металлист», а я приезжал в Харьков в качестве арбитра или спортивного обозревателя.

Должен отметить одну деталь биографии Виктора Каневского. О ней многие болельщики, наверное, даже не знали. Дело в том, что во многих футбольных справочниках, программках, отчетах Каневского именовали Виктором Ильичом, хотя в паспорте, в графе «отчество» была иная запись: «Израилевич».

Зная об этом, я как-то полюбопытствовал у одного из самых популярных администраторов киевлян Рафаила Моисеевича Фельдштейна. Рафа как-то странно посмотрел на меня и с присущим ему невозмутимым юмором ответил: «Неужели ты не понимаешь, что в лучшей команде, представляющей органы Госбезопасности и НКВД Украины, не могло быть лиц еврейской национальности, тем более еще в роли лучшего бомбардира». Мы оба рассмеялись, хотя у нас было больше поводов расплакаться.


Как я грыз гранит науки

После достопамятного расставания с Минтяжмашем я опять легко и успешно сдал вступительные экзамены, набрав 23 балла из 25 возможных, и стал студентом в 28 лет. Учеба давалась мне без особого напряжения. И, замечу, без какой-либо помощи со стороны спорткафедры. Но я всегда отличался повышенным честолюбием и после пережитых потрясений понял, что если я сам не позабочусь о будущем, то никто мне кардинально помочь не сможет. Поэтому уже на первом курсе я прилагал много усилий, чтобы успешно сдать все экзамены очередной сессии. При этом я отдавал себе отчет, что Никитину будет легче договориться с руководством института о моем трудоустройстве, если я докажу свою состоятельность в учебе. Мне все удалось: я сразу же стал отличником и заработал повышенную стипендию. Забегая вперед, замечу, что из девяти семестров я в пяти получал повышенную стипендию как круглый отличник. Наша семья жила еще тяжело, и мой скромный вклад в ее бюджет тоже что-то значил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное