Но до Гайдара над нами «пошутил» министр финансов СССР Павлов. Вечером какого-то дня все СМИ почти радостно объявили, что крупные денежные купюры (достоинством 50 и 100 рублей) подлежат немедленному обмену. И чуть ли не с завтрашнего дня они утрачивают свою платежеспособность.
Тогда никто не подсчитал, сколько инфарктов, инсультов, сердечных приступов произошло в стране. А мудрый начфин СССР Павлов уже, видимо, начинал замахиваться на государственный переворот, получивший наименование ГКЧП.
Павлова, правда, уже нет в живых. Но у нас свято место пусто не бывает. Процесс продолжался.
Вскоре объявился еще один фокусник-эквилибрист — министр здравоохранения и социального развития Зурабов. От его номера под названием «монетизация» трясет всю страну. Ругают его все.
«А Васька слушает, да ест».
Кто у вас там следующий, ребята?
В одной из первых глав я уже рассказывал о нашем вынужденном переезде из Петровского переулка в большой дом, располагавшийся на углу Петровки и Столешникова переулка. Упоминал я и о том, что в силу выпавших на его долю обстоятельств и благодаря московским острякам один из самых примечательных московских переулков получил прозвище Спекулешников. На то были веские причины. Четыре года, пришедшиеся на самую страшную в истории человечества войну, унесшую почти три десятка миллионов жизней, не могли не отразиться на состоянии народного хозяйства, его промышленности, производства товаров народного потребления. Тотальный дефицит всего и вся привел к разгулу спекуляции, воровству, хищениям государственного имущества. Не знаю, почему так произошло, но Столешников переулок стал средоточием всех этих явлений. Казалось, что из-под полы здесь можно добыть самое дефицитное барахло.
Уже с самого утра в нашем Спекулешникове переулке туда-сюда шныряли молодые люди с подозрительными физиономиями. Они останавливались, повстречав кого-либо из своих подельников, обменивались друг с другом шепотом какой-то совершенно секретной информацией и продолжали дефилировать между Петровкой и Большой Дмитровкой. Торговцы с пользовавшимися большим спросом отрезами на пальто и костюмы вместе с потенциальными покупателями то и дело проскальзывали в наш первый от угла дома подъезд. Он располагался со стороны Петровки, между молочным магазином и небольшим магазинчиком технической книги. Посещение нашего парадного являлось непременным атрибутом купли-продажи отрезов. Какие-то сметливые сбытчики дефицита умудрились сделать, по-видимому, напильником глубокие насечки на мраморном подоконнике между первым и вторым этажами нашего парадного. Две засечки располагались точно на расстоянии одного метра друг от друга. Там совершалось таинство: продавец и покупатель тщательно измеряли длину отрезов. Должен заметить, что метровая точность между засечками на мраморе не избавляла доверчивых простаков от манипуляций ловких рук жуликоватых продавцов. В этом мы довольно часто убеждались, когда входили в свой подъезд и встречали обманутых женщин, плакавших около нашего мраморного «шаблона».
Я не вправе завершить свой рассказ о послевоенном быте Столешникова переулка, не упомянув о людях, которые частенько навещали этот своеобразный уголок Москвы. Прежде всего обязан напомнить, что в этом переулке в течение многих лет жил и работал известнейший автор многих работ по истории столицы, и в частности популярнейшей книги «Москва и москвичи», Владимир Александрович Гиляровский.
Но я сейчас хочу рассказать о молодых ребятах, моих ровесниках, очень любивших футбол. Центром притяжения всех поклонников великой игры был хорошо известный футбольной Москве Ушанга. Он, как и подавляющее большинство столичных чистильщиков обуви, был ассирийцем по национальности. Ушангина палаточка располагалась в самом центре Столешникова переулка, напротив известного магазина «Торты». Вряд ли можно было допустить, что кто-либо из самых великих мастеров футбола мог пройти мимо и не пожать руку Ушанге. Он знал всех и знал о футболе все! Я сам неоднократно замечал, как мой замечательный друг беседовал с Всеволодом Бобровым, Владимиром Деминым, Валентином Николаевым, Вячеславом Соловьевым, Сергеем Сальниковым, Никитой Симоняном...
Ассирийцы были монополистами не только как чистильщики обуви. Многие из них хорошо играли в футбол, как правило, в клубных командах столичного «Спартака». А три айсора (так именовали себя ассирийцы) — Николай Хачатуров, Николай Шумунов и Давид Мирза — стали известными арбитрами и даже удостоились Всесоюзной категории. «По числу судей столь высокого звания, — с гордостью говорили они, — наша диаспора занимает первое место в Москве на душу населения».