Читаем Футбол оптом и в розницу полностью

Но до Гайдара над нами «пошутил» министр финансов СССР Павлов. Вечером какого-то дня все СМИ почти радостно объявили, что крупные денежные купюры (достоинством 50 и 100 рублей) подлежат немедленному обмену. И чуть ли не с завтрашнего дня они утрачивают свою платежеспособность.

Тогда никто не подсчитал, сколько инфарктов, инсультов, сердечных приступов произошло в стране. А мудрый начфин СССР Павлов уже, видимо, начинал замахиваться на государственный переворот, получивший наименование ГКЧП.

Павлова, правда, уже нет в живых. Но у нас свято место пусто не бывает. Процесс продолжался.

Вскоре объявился еще один фокусник-эквилибрист — министр здравоохранения и социального развития Зурабов. От его номера под названием «монетизация» трясет всю страну. Ругают его все.

«А Васька слушает, да ест».

Кто у вас там следующий, ребята?


Столешников и его округа

В одной из первых глав я уже рассказывал о нашем вынужденном переезде из Петровского переулка в большой дом, располагавшийся на углу Петровки и Столешникова переулка. Упоминал я и о том, что в силу выпавших на его долю обстоятельств и благодаря московским острякам один из самых примечательных московских переулков получил прозвище Спекулешников. На то были веские причины. Четыре года, пришедшиеся на самую страшную в истории человечества войну, унесшую почти три десятка миллионов жизней, не могли не отразиться на состоянии народного хозяйства, его промышленности, производства товаров народного потребления. Тотальный дефицит всего и вся привел к разгулу спекуляции, воровству, хищениям государственного имущества. Не знаю, почему так произошло, но Столешников переулок стал средоточием всех этих явлений. Казалось, что из-под полы здесь можно добыть самое дефицитное барахло.

Уже с самого утра в нашем Спекулешникове переулке туда-сюда шныряли молодые люди с подозрительными физиономиями. Они останавливались, повстречав кого-либо из своих подельников, обменивались друг с другом шепотом какой-то совершенно секретной информацией и продолжали дефилировать между Петровкой и Большой Дмитровкой. Торговцы с пользовавшимися большим спросом отрезами на пальто и костюмы вместе с потенциальными покупателями то и дело проскальзывали в наш первый от угла дома подъезд. Он располагался со стороны Петровки, между молочным магазином и небольшим магазинчиком технической книги. Посещение нашего парадного являлось непременным атрибутом купли-продажи отрезов. Какие-то сметливые сбытчики дефицита умудрились сделать, по-видимому, напильником глубокие насечки на мраморном подоконнике между первым и вторым этажами нашего парадного. Две засечки располагались точно на расстоянии одного метра друг от друга. Там совершалось таинство: продавец и покупатель тщательно измеряли длину отрезов. Должен заметить, что метровая точность между засечками на мраморе не избавляла доверчивых простаков от манипуляций ловких рук жуликоватых продавцов. В этом мы довольно часто убеждались, когда входили в свой подъезд и встречали обманутых женщин, плакавших около нашего мраморного «шаблона».

Я не вправе завершить свой рассказ о послевоенном быте Столешникова переулка, не упомянув о людях, которые частенько навещали этот своеобразный уголок Москвы. Прежде всего обязан напомнить, что в этом переулке в течение многих лет жил и работал известнейший автор многих работ по истории столицы, и в частности популярнейшей книги «Москва и москвичи», Владимир Александрович Гиляровский.

Но я сейчас хочу рассказать о молодых ребятах, моих ровесниках, очень любивших футбол. Центром притяжения всех поклонников великой игры был хорошо известный футбольной Москве Ушанга. Он, как и подавляющее большинство столичных чистильщиков обуви, был ассирийцем по национальности. Ушангина палаточка располагалась в самом центре Столешникова переулка, напротив известного магазина «Торты». Вряд ли можно было допустить, что кто-либо из самых великих мастеров футбола мог пройти мимо и не пожать руку Ушанге. Он знал всех и знал о футболе все! Я сам неоднократно замечал, как мой замечательный друг беседовал с Всеволодом Бобровым, Владимиром Деминым, Валентином Николаевым, Вячеславом Соловьевым, Сергеем Сальниковым, Никитой Симоняном...

Ассирийцы были монополистами не только как чистильщики обуви. Многие из них хорошо играли в футбол, как правило, в клубных командах столичного «Спартака». А три айсора (так именовали себя ассирийцы) — Николай Хачатуров, Николай Шумунов и Давид Мирза — стали известными арбитрами и даже удостоились Всесоюзной категории. «По числу судей столь высокого звания, — с гордостью говорили они, — наша диаспора занимает первое место в Москве на душу населения».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное