Тогда поездки за рубеж на предсезонные игры были для наших ведущих команд коммерческими. Брали, естественно, только лучших. Пока «Спартак», в разряд лучших игроков которого я не входил, ездил за границу, мне пришлось потренироваться и в Краснодаре, и в Ярославле. Приглашали меня в эти команды. Приглашали, а не переманивали квартирой или деньгами, как это сделали бы сейчас, но «Спартак», как я говорил, был не просто командой, а — клубом…
Вот — «тогда», «сейчас»… Что ж, если о «тогда», то не существовало в шестидесятые годы такого понятия, как «негативные явления советского футбола». Во всяком случае, ни об одном футболисте не было написано: «он сыграл матч вполсилы» или «похоже, что в сборной он берег себя для выступлений за клуб». Тогда вообще футбольные обозреватели писали по-другому: не хвалили без удержу, как сейчас, но и не «хоронили», если что случалось, — футболист от ошибок не застрахован. Отчеты тех времен об играх были другими: не поминутными иллюстрациями происходившего на поле, а серьезными аналитическими разборами матчей, почти научными. Искусством этим отличались материалы Мартына Мержанова, Льва Филатова. И в ходе интервью меня спрашивали не о зарплате и условиях личной жизни, а провоцировали, в хорошем смысле этого слова, на самостоятельный разбор своей игры. Корреспонденты лезли футболистам в душу, но «с точки зрения духовности». Учтем, конечно, что хоть футболисты жили и в те времена неплохо, столь резкого социального расслоения в обществе не было. Но главное, учтем, что «неполную отдачу сил в игре» представить в стране, которая только что выиграла Олимпийские игры и Кубок Европы, было нельзя. Честно скажу, что я даже не предполагал, что подобное возможно в принципе.
Но казусы в игре, естественно, случались — куда ж без них?!
Однажды я превзошел все нынешние рекорды Петросяна и Хазанова, рассмешив в одно мгновение сто тысяч человек, заполнивших арену «Лужников» на матче «Спартак» — «Локомотив». Игра началась неплохо для нас, мы забили гол. Но в одном из единоборств защитник железнодорожников шипами бутсы пропорол мне сбоку и футболку и трусы. Я замешкался — трусы-то падают. Нет чтобы попросить вторые трусы и сверху надеть — стал футболку вниз тянуть, эдак стыдливо прикрыться ею захотел. Трибуны от хохота вздрогнули. А я так растерялся, что и свою игру в тот день потерял, и товарищей подвел — матч мы со счетом 1:3 проиграли.
Другой курьезный случай связан с событием вне футбольного поля. Сложилась у нас в команде картежная компания: я, вратарь Алабужев, Гена Логофет, Саша Григорьев. Тренировки-то были хоть и с большими нагрузками, но одноразовые. И вот наша четверка, увлекшись игрой в преферанс, стала оставаться на базе в Тарасовке. Договаривались так: «Играем до пятичасовой электрички на Москву».
Куда там! Сколько раз ребята еле-еле успевали последней электричкой уехать. Я же оставался как минимум во временном выигрыше, так как жил в Тарасовке. Что касается денежных проигрышей, они у всех были незначительные — играли мы «по-маленькой». Ребята покуривали. В запале игры однажды стали бросать окурки в окно. Потом оказалось, что как раз под ним стояла машина кого-то из руководства «Спартака» — то ли волейболиста, то ли легкоатлета… В общем, хозяин утром пожаловался Старостину. После разговора с ним карточные баталии надолго прекратились.
Остались в прошлом коломенские переезды на стареньком автобусе — в «Спартаке» пришлось привыкать к дальним перелетам между матчами. Не любил я самолеты и до сих пор не люблю. Особенно после того, как во время рейса Баку—Москва на промежуточной посадке в Астрахани у нас не выпустилось шасси. Долго кружили над аэропортом, сжигали горючее :— потом летчикам все-таки удалось «вырастить» у самолета колеса… С тех пор я в самолетах отдыхать не мог. Но не мог я и показать свое состояние старшим товарищам, опытным игрокам. Летал и маялся.
А в Баку произошла с нами история ресторанная. Иногда футболистов кормили не «централизованно», а выдавали им суточные на питание. Мы — Валера Рейнгольд, Логофет, Григорьев и я — пошли как-то в один из ресторанов столицы солнечного и гостеприимного Азербайджана. Хорошо покушали. Да… А когда пришла пора расплачиваться, Рейнгольд обнаружил, что пиджак, который он повесил на спинку стула, украли у него, он с этого стула и не вставал. Ни он кражи не заметил, ни мы! Вот так и проели мы Валерин пиджак да еще вместе с деньгами.
Если вспомнить первые зарубежные поездки, то к возможному неудовольствию читателей сообщу, что суровые наставления в партийных органах перед отъездами я не запомнил. Скорее всего, потому, что не мог себе представить, как можно плохо, непорядочно, не по-советски вести себя в другом государстве. Более того. Был случай, когда один мой товарищ по молодежной сборной захотел в иностранном магазине, как это говорится, «притырить» носочки. Я ему решительно сказал:
— Не смей!
Он даже возмутился:
— Да чего ты!? Тебе какое дело!?
А я сурово продолжил:
— Смотри у меня! Прямо здесь сейчас с тобой «воспитательную работу» проведу!