Футболист

Сначала он почувствовал, что мяч начал обретать вес, а потом ощутил свои собственные ноги, отталкивающиеся от глиняного грунта Ширяевки. Он длинно перевел мяч направо открытому игроку и, отрываясь от опекуна, пошел на ворота. Сообразительный партнер, не медля, сделал жесткий прострел. Он выпрыгнул и, вновь ощутив невесомость, подождал, когда мяч приблизится, а затем легким акцентированным кивком опустил его в дальний от вратаря угол.

Он упал на землю лицом к траве, и ему сразу же вонзили нож в спину. Нож слегка зацепил ребро и холодным острием вошел в теплое сердце, и сердце заболело, заныло, заплакало. От любви к себе заплакал и он, а от беспомощности и ненависти к ножу вцепился зубами в траву. Он кусал траву, он злобно драл ее, прихватывая губами колючую землю. Набив сыпучим прахом рот, он заскрипел зубами, вернее, земля скрипела на зубах, и он двигал челюстями и слушал скрип. Стало легче, и боль приручилась, и приблизилась женщина.

Он узнал ее шаги, которые гулко отдавались в траве. Она положила руку ему на голову. Включились невидимые репродукторы, и низкий женский голос запел про любовь. Не снимая руки с его головы, женщина спросила:

- Наша любовь будет вечна и светла?

Он знал, что их любовь не будет вечной и светлой, сейчас он знал все наперед, он видел конец этой любви, но так хотелось вечной и светлой любви, что он забыл о ноже. И она сердобольно вытащила нож из его спины. Он с трудом удержал свою душу, которая чуть не вылетела в дырку, утомился и прикрыл глаза. Легкий ветерок обдал его лицо, и, открыв глаза, он увидел, что ветер создал светлые брюки, которые вместе с туфлями подходили к нему. И к ней.

- Что ты здесь делаешь? - спросили у нее брюки с ботинками.

- Это он, - сказала она.

- Это не он. Это мертвое тело. Пойдем со мной.

- Но это его мертвое тело.

- Я живой, - сказал он и встал.

Они не поверили, что он живой, и он ушел. Он шел, а его догоняла ночь. По косой, как дождь. Он опять испугался. Звука своих шагов. Все же он пришел.

Площадь была вымощена брусчаткой. Пять неровных улиц, которые кончались в ней, круто поднимались вверх. Площадь была дном котлована. Ее небрежным кольцом окружали очень старые серые каменные дома с темными блестящими окнами.

Он лежал посредине площади. Было темно, но его обнаруживал неизвестный источник света. Невидимый город над площадью ждал представления. Он лежал посредине площади, и он же стоял за одним из темных окон серого трехэтажного дома. Он догадывался, что сейчас произойдет.

С пяти концов - в каждой улице - раздался скрежет металла о камни. Сверху по пяти улицам люди в серой форме спешно тащили пулеметы, колесами высекавшие из камня голубые бенгальские искры. В устьях улиц люди в серой форме развернули пулеметы стволами к нему и громко заговорили на незнакомом языке. Он слышал, как отскочили пулеметные затворы и как были вставлены в пулеметы ленты. Офицерский голос грубо и картаво прокричал команду. Стало тихо, и тот, кто стоял за темным окном, не выдержал и отвернулся...

- Тебя к телефону! - позвал громкий прокуренный голос.

Он открыл глаза. Глуховатая восьмидесятилетняя мамуля стояла в дверях его кабинета. Где же та комната в коммунальной квартире? Он помотал башкой, спустил ноги с тахты и спросил у пола:

- Кто же сейчас лежит там, на площади?

Мать не поняла, сказала строго:

- Наши играют, а ты дрыхнешь.

- Кто там звонит-то?

- Не представился. Но, кажется, Гоша.

В прихожей он взял трубку, осведомился хрипло:

- Что надо, Гоша?

Перейдя дорогу у Госкомспорта, он через калитку вошел в Лужники. Прошагав немного по асфальту, он свернул на пробитую своевольными болельщиками грунтовую дорожку. Оставив слева общественный сортир и бассейн, он пересек пустынное асфальтовое озеро и в полном одиночестве направился к западной трибуне Большой спортивной арены, от которой почти неслышимо, но абсолютно явственно несся гул единого дыхания тысяч людей. Там, за выцветшей бледно-розовой стеной, кончался первый тайм футбольного матча.

Страж хитрого входа узнал, закивал башкой, весело, как и положено, приветствуя:

- Здравствуйте, Олег Александрович.

- Добрый день, - вежливо откликнулся Олег Александрович и осведомился: - Как?

- Один - ноль наши ведут!

Олег Александрович, поблагодарив стража легким похлопыванием по бицепсу, проник, спустившись на несколько ступенек, в полутемное после улицы чрево стадиона.

Сразу же пройти на трибуну не удалось: навстречу двигались две оравы вонявших ядовитым потом парней. Команды шли на заслуженный перерыв.

Олег Александрович как бы принимал парад. Серая голова, рассеченная устоявшимся пробором, подсохшее лицо немолодого человека, держащего форму, безукоризненный воротничок, безукоризненный узел галстука, идеально отглаженный светлый костюм, небрежно расстегнутый темный дорогой плащ с поднятым воротником, руки глубоко в карманах - генерал от футбола.

Проходящие мимо него футболисты оглядывались, многие почтительно здоровались:

- Здравствуйте. Здравствуйте. Здравствуйте.

И наконец, поднятая рука и радостное:

- Олег Александрович!