Второй тайм проходит в более равной борьбе. Гости не столько атакуют, сколько мешают хозяевам играть. На поле постоянно происходят микростычки, звучит свисток арбитра, мяч гуляет от штрафной до штрафной. На трибунах царит нервная обстановка. Отдельные группки болельщиков пытаются зажигать, но общая многотысячная масса их не поддерживает - сдержанно бурлит и клокочет сама по себе. На противоположной трибуне кто-то безостановочно дудит, и этот унылый звук стелется над трибунами словно вой собаки Баскервилей над Гримпендской топью.
На стадион опускается душноватый летний вечер. Матч катится к своему логичному завершению, к поражению хозяев. Очередное столкновение метрах в сорока от ворот гостей. Судья назначает штрафной. Игрок в серой футболке по-комиссарски машет рукой: "вперед, мужики!", коротко разбегается и по высокой траектории "грузит" во вражескую штрафную. Светлое ядрышко мяча опускается в район "пятачка", на него с четырех сторон бросаются форварды "Крыльев", защитники и вратарь "ЦСКА"... столкновение... куча мала... короткий свисток... и общий ликующий вопль тридцати тысяч глоток взрывается над стадионом посильнее ядерного фугаса. Все болельщики вскакивают, подпрыгивают, размахивают руками и орут.
- Пеналь! Пендель!! Пенальти!!!
Игроки в полосатых красно-синих футболках недоуменно переглядываются, разводят руками. Их усатый тренер мечется возле своей скамеечки, тычет в небо пальчик и что-то гневно, но неслышно кричит в сторону арбитра. Нападающий хозяев носком бутсы выдалбливает в газоне ямку, устанавливает мяч, не поднимая глаз и, стараясь не глядеть на ворота, трижды плюет на него. Вратарь в это время звонко хлобыщет железными шипами бутс сначала по одной штанге, потом по другой, семенит по ленточке туда и обратно, поднимает глаза к небу и крестится.
Мяч установлен. Стадион замолкает, затаивает дыхание, кажется, что слышен только синхронный стук об ребра тридцати тысяч сердец. (Вот сейчас, думает Антон, делай что угодно: поднимай перекладину, смазывай подошвы вратарю скользкими соплями, пристраивай внутрь мяча и в девятку ворот пару магнитов - никаких помех для потенциальных "хоттабычей"). Разбег... несильный тычок в нижний уголок... прыжок вратаря...
- А-а-а!!! О-о-о!!! Тама!!!
Ликуют все, кроме гостевого сектора. Завывают какие-то сирены, явно утащенные со складов гражданской обороны. Орет, размахивая толстенными руками, Симеоныч. Приплясывает на месте Одихмантьев. Аплодирует бородатый очкарик. Молотит острым локтем под ребра Антону "сморчок". Визжит и бесится "Мартышка". На Северной трибуне вспыхивают три огромных снопа ярких искр - зеленый, белый и голубой. Если приглядеться, то видно, что вырастают они из пустых, поднятых к небу ладоней Ксюши. Но Ксюшиным соседям все равно, они зачарованы легким Заклинанием Отрицания. А что касается остальных, сидящих в отдалении, то вряд ли нормальный человек обратит на Ксюшу внимание, а если и обратит, то не поверит своим глазам.
И тут "Афанасий" выхватывает что-то из-за пазухи, сует в руку Коле и кричит ему в ухо:
- Так им! Давай! Кидай!
И Коля запускает тяжеленький, мерзко шипящий цилиндр по крутой дуге в центр гостевого сектора.
* * *
Файер падает в самую гущу болельщиков ЦСКА. Слышны вскрики обожженных фанатов, кто-то срывает куртку, начинает тушить огненный кактус, катающийся под ногами. Но Коля, принимая от "Афанасия" второй и третий файеры, также сильно и дьявольски метко швыряет их в толпу иногородних болельщиков. Слышен рев возмущения, в ответ через цепочку растерявшихся милиционеров летит град пивных бутылок. Бутылки падают россыпью - одни разбиваются о кресла, другие попадают в бока и животы местных фанатов. Всхрюкивает и отшатывается бритоголовый здоровяк лет 16-ти, которому бутылка врезается прямо в челюсть, слышен хруст выбиваемых зубов, кровь выплескивается на одежду ему и его ярко размалеванной соседке. Но не беспокойтесь, это всего лишь некий Айрат Муталибов, у которого и без того половина зубов выбита в драках, и его подруга Ленка. Они оба крепко пьяны, и потому ему не больно, а ей не страшно.
Собственно говоря, именно на что-то подобное все фанатские сектора, и местные, и гостевые, втайне надеялись. И теперь с яростным упоением бросаются громить друг друга.
Сначала достается представителям милиции. Их пинают ногами, лупят вырванными креслами, рвут на них одежду. В передних рядах заметен, конечно же, "Мартышка". Закатив глаза и пронзительно визжа, юный берсерк яростно размахивает двумя бутылочными "розочками", лягает всех встречных-поперечных, своих и чужих, и лезет вперед - разрывать на части и топтать врага. Но он не одинок, подобным же образом ведут себя еще несколько десятков подростков с обеих сторон.
Оставшиеся "в тылу" также не бездельничают. Например, "гиббон-орангутан", которого кличут Толиком, проблевавшись в первом тайме, с кряканьем методично вырывает кресло за креслом и, подобно циклопу Полифему или медному великану Таллосу, мечет их издали во вражеский сектор. Северную трибуну и часть поля заволакивает густыми клубами вонючего дыма.