Футурологический конгресс. Осмотр на месте. Мир на земле

— Такая, что гибель не была предотвращена, а лишь перенесена в пространстве и времени. Так не могло длиться вечно. Я создал новую технологию, которую можно использовать в телематике. Для изготовления дисперсантов. Дистантников, способных к обратимой дисперсии. Я не хотел, чтобы моя технология служила Агентству, но это произошло, — он поднял обе руки, словно сдавался. — Сработал кто-то из моих сотрудников. Не знаю наверняка кто и не считаю это столь важным. Под большим давлением неизбежно должна была произойти утечка. Всякая лояльность имеет свои пределы, — он провел рукой по блестящей лысине. Магнитофон продолжал говорить. — Я могу сделать лишь одно: доказать, что дисперсионная телематика еще не пригодна к употреблению. Это я могу. Скажем, на год. Потом они сообразят, что я водил их за нос. Как, по-вашему, мне следует поступить?

— Почему я должен решать? И зачем?

— Если вы вернетесь ни с чем, никто не станет вами интересоваться. Ясно?

— Пожалуй, да.

— Но если вы вернетесь с сообщениями, последствия будут непредсказуемыми.

— Для меня? Так вы меня собираетесь спасать? Из симпатии?

— Нет. Чтобы оттянуть время.

— Разведки? Значит, вы исключаете возможность того, что Луна готовит нападение на Землю? Считаете, что это всего лишь коллективный психоз?

— Психоз не психоз, но слухи и действия, вызванные с определенной целью неким государством либо государствами.

— Зачем?

— Чтобы взорвать доктрину неведения и возвратиться к политике, проводимой по-старому. По Клаузевицу.

Я молчал, не зная, что сказать или думать о его словах.

— Но это только ваши предположения, — выдавил я наконец.

— Да. Письмо Эйнштейна, которое он написал Рузвельту, тоже опиралось лишь на предположение, что можно создать атомную бомбу. Он сожалел об этом до конца своих дней.

— Так, понимаю, а вы не хотите сожалеть?

— Атомная бомба появилась бы и без Эйнштейна. Моя технология тоже. Однако чем позже, тем лучше.

— Après nous le deluge?[125]

— Нет, здесь нечто иное. Страх перед Луной был вызван умышленно. Уверен. После удачной разведки вы один страх замените другим. И другой может оказаться хуже, ибо будет более реальным.

— Наконец понял. Вы хотите, чтобы мне не повезло?

— Да. Но только с вашего согласия.

— Зачем?

Его беличья с маленькими глазками физиономия неожиданно преобразилась. Он беззвучно рассмеялся, раскрыв рот.

— Я уже сказал, зачем. Я человек старомодных принципов, а значит, сторонник fair play.[126] Вы должны сейчас же ответить, а то у меня уже ноги болят.

— Надо было подложить подушки, — заметил я. — Что же касается вашей техники с дисперсией, пожертвуйте ее мне.

— Не верите в то, что я сказал?

— Верю и именно поэтому хочу.

— Стать Геростратом?

— Постараюсь не поджигать храмов. Мы уже можем выйти из клетки?

V. Лунный эффективный миссионер

Старт откладывали восемь раз. Во время отсчета то и дело обнаруживались неполадки. Сначала забарахлила климатизация, потом резервный компьютер сообщил о коротком замыкании, которого не было, на следующий раз замыкание было, но о нем не сообщил контролю главный компьютер, а при десятом countdown, когда уже походило на то, что я полечу, перестал слушаться ЛЭМ 4. Я лежал спеленутый и оплетенный липкими лентами с тысячью сенсоров, словно мумия фараона в саркофаге, с защелкнутым шлемом, ларингофоном на шее и трубкой подачи апельсинового сока во рту, положив одну руку на рычажок аварийной катапульты, а другую — на ручку управления, пытаясь думать о вещах приятных и далеких, чтобы не колотилось сердце, за которым на экранах наблюдали восемь контролеров одновременно, не спуская глаз с показателей давления крови, напряжения мышц, выделения пота, движения глазных яблок, а также электропроводности тела, которые выдают им, в каком страхе пребывает доблестный астронавт, ожидающий сакраментального «НУЛЬ» и грохота, который должен вытолкнуть меня наверх, но всякий раз до меня доходил, предваряемый сочным проклятием голос Вивича, главного координатора, повторяющий: «СТОП! СТОП! СТОП!» Не знаю, были ли тому виной мои уши или что-то играло в микрофонах, только голос его гудел, как в пустой бочке, но я об этом даже не заикался, зная, что, если вякну хоть слово, они примутся исследовать акустику шлема, притащив спецов по резонансу, и все это будет тянуться до бесконечности.