Futurum comminutivae, или Сокрушающие грядущее (СИ)

– Ну, любезнейший, – кривовато ухмыляясь, опомнился наконец лейтенант. – Пятёрочка отменяется, тут без вопросов. Но остально-о-ое… – И вдруг, совершенно другим, официальным тоном, он заявил:

– Извините, товарищ, вам нужно пройти с нами. – И снова махнул под козырёк. – А вот это тело, – небрежно ткнул он пальцем себе за спину, – так уж и быть, пускай продолжает своё средиземноморское путешествие. Но уже без вас.

Не обращая внимание на мои хмельные протесты, Уэо-ау-эи… (или как его там?) начал загибать пальцы:

– Пьяный дебош в общественном месте – раз! Распитие спиртных напитков в вагоне движущегося железнодорожного состава – два! Пререкание с сотрудниками транспортной милиции – три! Сопротивление при задержании, оскорбления, ругательства… продолжать?

В один момент офицер намотал столько фактов правонарушений, сколько хватило бы для полного провала нашей командировки. Отжимает наличку, гад! Эх, плакали наши денежки. Бумажничек, не расстраивайся, любимый. Распахивайся и кроись.

– Да не нужно продолжать! – кисло запротестовал я. – Всё понятно… Пить надо меньше, а лучше – вообще не бухать. Душу искривлять. Вселенную расстраивать.

– Во загнул! – загыгыкал уже подобревший дядя милициант. – Надо же… Вселенную! Вот это да! Лады. Вселенная Вселенной, но давай-ка, дружище, поближе к мирскому, бренному. Что там у нас сегодня с кассой?

– Сейчас посмотрю, – начал рыться я в лохматых полах дублёнки.

Полез во внутренний карман, и тут же допустил последнюю в эту ночь, самую дорогую для нас с Валерьичем ошибку. Достал всю пачку денег, которая хранилась у меня за пазухой. Золотой дорожный фонд. Вот наивный! Отсчитывать собрался! Наряд среагировал мгновенно:

– Оп-па! А чё это у тебя? Наркота!

И сразу – зырк на пачку банкнот. Я медленно, всё ещё пьяненько, опустил взгляд на свои руки. Какие наркотики? И вдруг почувствовал, как какая-то волшебная сила сомкнула в тиски мою кисть и начала выворачивать хрустящую пачку денег. Я крепче сжал кулак. И тут – раз! Чья-то ладошка – щёлк ребром по моему кулаку! Я невольно разжал пальцы. Шорх – и нет пачечки! Шурша, она тут же скрылась в алчных карманищах стражей правопорядка. Прикольный фокус-покус.

– Ой, ё-клмн-н-н, обознался! Нет наркотиков! – досадливо цокнул главный дядя. А сам уже был весёлый-превесёлый.

В иной ситуации я бы тоже порадовался за дядю. Уходит на выходные, сытые премиальные отхватил. Вот же передряга, Филькин дрын!

– Ну, что я могу сказать, гражданин хороший? Всего вам доброго. Пассажир вы, оказывается, очень даже тихий, смирненький, сознательный… щедрый тоже… для общества не опасный. Значится, нам пора, – прощаясь, засобирался наконец патруль.

Сержанты легко похлопали меня по плечу (мол, пока-пока, благодетель). Двери тамбура – хлоп-хлоп… и снова никого. Мерное покачивание вагона. Убаюкивающий размеренный стук колёс: тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук. Рельсовые стрелки – вжи-и-ик, вжи-и-ик! Сцепления состава – лязг, лязг. Бледная желтизна вагонных светильников. Загаженный летними мухами потолок. Тишина. Тёма вон похрапывает.

***

Мигнув вялыми жёлтыми огоньками, за окнами со свистом промчался очередной сонный полустанок. Где-то вдалеке, за горизонтом, во мгле зарождалось новое зимнее утро. И заспанная, продрогшая электричка, почуяв конец пути, радостно устремилась к нему навстречу. А в радостной утренней электричке, на твёрдой деревянной лавке, мрачно и подавленно восседал совсем не радостный горе-предприниматель, любитель сочных куриных котлет и обожатель вокзальной романтики – наполовину протрезвевший я. А на соседней лавке дрых ещё один удачливый олигарх – сладенько посапывающий и похрапывающий в алкогольных парах Валерьич.

В отчаянии я готов был рвать на себе волосы. Скоро наша станция, утро сереет за окном, а я… блин! Сонный, голодный и безденежный. Лошара мегаполисная! Я перегнулся через спинку и грустно заглянул в Тёмину берложку. Может, проснётся? Куды там! Почуяв утреннюю свежесть, Тёмыч храпел не по-детски. Но даже его храп не мог развеять мои сумбурные мысли.

Наступило утро. Зашипев пневматическими тормозами, вагон вздрогнул и остановился. Я, унылый такой, заметно посвежевший, но молчаливый, и Валерьич – помятый, но выспавшийся и отдохнувший, неторопливо сошли на землю уездного города N. Прошли в затёртый зал ожидания. Я усадил Андрея в замызганное пластиковое кресло, сам присел рядом. И повёл свой грустный рассказ.

Несмотря на сложность положения, Тёмыч смеялся раскатисто и довольно-таки долго. Наконец, отдышавшись и успокоившись, он внезапно тоже приуныл. Ситуация складывалась не из лёгких. Однако, справедливо рассудив, что опускать руки не стоит ни при каких обстоятельствах, мы приступили к разработке плана «Б». Он включал в себя два пункта – что делать дальше и как вернуться в родные края. Желательно, с грузом.

– Фу-у-ух, Николаич! Ну ты и отмочил! Кому сказать – не поверят. Менты тоже хороши. С другой стороны, какие к ним предъявы, скажи мне? Зарплата, наверняка, маленькая. Семью кормить нужно.