- Говори, Синицын, кто это такой? – потребовал от него Недобежкин и сел к себе за стол, перед внушительной кипой неких бумаг. Сидевший рядом с Синицыным Пётр Иванович закончил вымарывать очередную бумагу и положил её перед начальником.
Синицын посмотрел на предложенные Недобежкиным фотографии и даже отшатнулся от них, едва не разбросав. Фотографии изображали человека, который полулежал на полу, опершись спиною о стену. Похоже, что этот субъект уже отдал концы: слишком уж безжизненно он выглядит, да и стена за ним уделана бурыми пятнами, весьма похожими на кровь. Синицын узнал стену: эта стена в кабинете, с неё Казаченко с Белкиным сейчас в спешном порядке удаляют обои. И – Синицын узнал безжизненного субъекта: это «мистер Смит», для которого он когда-то возил грузы, и это – тот странный тип из подземелья, который перебил группу захвата!
- Ну? – вставил свой вопрос Недобежкин.
- Это он, – выдавил Синицын. – Смит… Для него я возил грузы из ГОГРа.
- Ясно, – пробормотал Недобежкин. – Значит, Смит. Смита можно списывать. Хорошо. Казаченко!
Казаченко бросил лохматый кусок обоев, и он повис, наполовину оторванный от стены.
- Эй! – возмутился Белкин, потому что кусок повис у него на голове.
- Но… – начал, было, Пётр Иванович, каким-то суеверным десятым чувством соображая, что нет, рановато пока списывать Смита.
- Приведи-ка этого Никанора из изолятора! – распорядился милицейский начальник, проигнорировав Серёгина.
- Какого Никанора? – удивился Синицын и выронил на пол одну фотографию.
- А сейчас увидишь! – сказал Недобежкин. – Давай, Казаченко, тащи Никанора!
- Есть, товарищ полковник! – бодренько отчеканил Казаченко и грузно потопал в изолятор, где томился в камере Никанор Семёнов, агент Интерпола.
Отправив Казаченку, Недобежкин обратил внимание на Ежонкова, который, восседая около его стола, поглощал и поглощал, то конфетки то пончики.
- Ежонков, харэ хавать, показывай свой отчёт! – потребовал милицейский начальник. – Глянем, что ты там накрапал, пока Казаченко Никанора тащит.
- Пожалуйста! – Ежонков свободной от пончика рукой с готовностью протянул Недобежкину отчёт о выборочном гипнозе, в уголке которого успело пристроиться аккуратненькое жирное пятнышко.
Недобежкин сегодня оказался необычайно прозорлив. Он заметил это мизерное пятнышко и свирепо рыкнул:
- Захватал уже, обжора!
Недобежкин как раз пытался вникнуть в значение тех страшенных терминов, которыми заполнил свой отчёт Ежонков, когда на пороге его кабинета возник майор Кораблинский. Кораблинский влетел в кабинет на такой скорости, что налетел на лежащую на полу дверь, и она громко треснула.
- Явился – не запылился! – хохотнул Ежонков, узрев Кораблинского, и запихнул в рот целёхонький пончик.
- Ага, – кивнул Недобежкин, стараясь выбросить из перегруженного мозга циклопические термины «суперагента».
А Пётр Иванович – тот просто уронил ручку. Увлекшись написанием двадцать третьего по счёту протокола, он не заметил появления Кораблинского и испугался, когда майор бухнул этой несчастной потерпевшей дверью и с порога громогласно заявил:
- Я… пришёл!
Недобежкин сбросил оцепенение, пересёк кабинет, схватил Кораблинского за плечи и усадил его на свободный стул между Серёгиным и Синицыным.
- Садитесь, Кораблинский, – протянул милицейский начальник, довольно потирая руки. – Сейчас мы с вами разберём животрепещущий вопрос.
Кораблинский молча, поёрзал на своём стуле и украдкой заглянул через плечо Серёгина в протокол, который тот старательно писал. Недобежкин же проворно нырнул под стол, поднял фотографию, которую выронил Синицын, и подсунул её Кораблинскому под нос.
- Узнаёте? – осведомился он.
Ещё бы не узнать! Кораблинский едва не смял проклятую фотографию в кулаке. Недобежкин этот точно издевается над ним… Однако майор спорить не стал: не позволила его озверевшая совесть.
- Да, – согласился он с покорностью овцы.
- Ну, и кто это? – не отставал Недобежкин, вперив в майора пронзительный взор.
Кораблинский замялся, потому что не знал, как сформулировать ответ. Никанор Семёнов внушил ему, что они охотятся за террористом, распространяющим биологическое оружие, а больше Кораблинский ничего не знал.
- Хорошо, подождём Никанора Семёнова, – кивнул Недобежкин, и в его голосе Кораблинскому послышался сарказм.
Казаченко недолго путешествовал по изолятору. Не прошло и десяти минут, как Никанор Семёнов был запихнут в кабинет его железной рукой и усажен на единственный стул, который оказался свободным. Едва Никанор Семёнов сел – Недобежкин налетел на него, как ураган, и сурово потребовал ответа.
- Ваш гаврик Генрих исчез из морга! – заявил милицейский начальник. – Ваши версии: кто мог его забрать?
По лицу Никанора Семёнова было видно, что тот загнан в тупик. Серёгин даже оторвался от своей кропотливой работы, чтобы понаблюдать за ним. А заодно – и за Кораблинским, который, услыхав сногсшибательную новость, приобрёл на лице оттенок поганки и пошатнулся на стуле, грозя свалиться. Фотография выпала из его бледных пальцев и во второй раз плавно опустилась на пол.