G.O.G.R. (СИ)

А Серёгин отметил лишь то, что Калугин абсолютно не похож на Вениамина «Рыжего» Рыжова.

На пороге стоял и качался рослый, покрытый страшной бородою, грязный, пьянючий, дурно пахнущий субъект в трусах семейного типа и драной майке неопределённого цвета; кроме того над его лысеющей башкой «вальсировали» две мухи. Субъект поскрёб мешковатое пузо волосатой «лапой» и едва шевеля языком, пробухтел:

— А-шо-ва-нда??

— Эт-то не он!! — попятилась Ершова.

— Чёрт! — отступил назад и толкнул Сидорова Чуйко. — Калугин такой представительный был, а это что за зверь?!

— А-шо-ва-нда?? — повторил Калугин, тараща свои жёлто-красные глазки, едва выглядывающие из-под синяков.

— Так, не узнали, — заключил Недобежкин, видя реакцию свидетелей.

— Уезжаем? — осведомился Серёгин, поняв, что «милиционер Геннадий» в который раз оставил следствие с носом.

Недобежкин был бы рад уехать, потому что задыхался от амбре, что летело от Калугина и из его прихожей, однако ему хотелось выяснить, откуда у этого звероподобного «прочеловека» взялся телефон «милиционера Геннадия». Поэтому милицейский начальник отключил органы чувств способом ниндзя и грозно двинулся прямо к Калугину.

— Пройдёмте в дом, гражданин Калугин! — уверенно заявил он.

Недобежкин ожидал, что «неандерталец» встанет на ярую защиту «берлоги», однако тот опасливо посторонился и впустил к себе незваных гостей.

— Сидоров, Ершову можешь в машину посадить! — крикнул Недобежкин сержанту. — А то ещё вывалит тут свой обед, а тут и без этого тошно!

Сидоров оставил Валерию Ершову в машине, а вот Чуйко, насчёт которого особый приказ не поступил, толкнул перед собой в «клоаку» Калугина.

Дальше прихожей Недобежкин решил не ходить: дальше прихожей нельзя ходить без противогаза. Концентрация спиртных паров в тесном помещении была так велика, что и битюга свалит с копыт, поэтому замыкающий Ежонков предусмотрительно оставил входную дверь открытой.

Геннадий Калугин рассеяно топтался посреди прихожей, которая на поверку оказалась кухней. Печью тут служил чёрный от копоти примус, столом — доска, перекинутая через два табурета. На такой стол можно было бы с успехом поставить гроб. Но Калугин думал, что ему пока что рановато в гроб. И на столе у него находились початые, непочатые и пустые бутылки, клочки огурцов, объедки колбасы, куриные кости и проч… По столу пробежал таракан и, как показалось Серёгину, глянул на опустившегося хозяина дома с явным сочувствием.

Калугин пораскачивался на размягчённых алкоголем ногах, а потом — примостил на стол свою колоритную персону.

— Так, значит, вы не продавали дом этому человеку? — осведомился у Калугина Недобежкин и кивнул на Чуйко.

— Я твоего гуся, начальник, первррр… епр… первый раз виж-жу! — заикаясь и запинаясь, заглатывая слова, выдал Калугин, сбросив своим телом несколько бутылок на пол.

— А откуда тогда у этого человека номер вашего телефона? — не отставал Недобежкин, игнорируя перегар, который изрыгал Калугин, стоило тому разинуть рот.

— Ба! — выплюнул Калугин, что, по-видимому, означало: «Моя хата с краю, ничего не знаю». А потом — неожиданно для всего мира добавил:

— Адвоката мне на бочку, гражданин полковник, тогда пробазарю! Хто тут из вас Смирнянский?

Смирнянский был так зол, что уже приготовился поколотить этого бесполезного слизняка Калугина. Он даже стиснул кулаки и сделал широкий шаг, собираясь сбросить Калугина на пол и задвинуть ему парочку смачных оплеух. Но тут, откуда ни возьмись, в кухню-прихожую заглянула чистенькая благообразная старушка. Увидав, что у Калугина собрался целый «консилиум» незнакомых людей, старушка отпрянула, но была тут же задержана Серёгиным. Внимание Недобежкина переключилось на это новое пожилое лицо, и он грозно надвинулся на перепуганную старушку:

— А вы кто?

— Со-соседка… — пролепетала старушка. — Ко-ко…

Очевидно, она подумала, что к Калугину пожаловали некие криминальные элементы, так сильно она дрожала и вся побелела. Недобежкин это заметил, показал ей милицейское удостоверение и миролюбиво извинился:

— Простите, мы из милиции. Скажите, что вы знаете про Калугина?

— А он раньше тоже был из милиции! — заявила эта соседка, шамкая и пришепётывая из-за недостатка зубов.

Все опешили: МИЛИЦИОНЕР ГЕННАДИЙ!!! МИЛИЦИОНЕР Геннадий!!! Милиционер ГЕННАДИЙ!!! Неужели ЭТО — ОН??! Как он, должно быть, изменился, раз Ершова его отвергла! Может быть, у него — «звериная порча» наподобие той, что превратила Синицына в Гоху, а Кораблинского в Грибка??

— А-а, где он раньше жил? — прокряхтел Недобежкин, огорошенный заявлением соседки.

— В городе где-то, я не знаю, — ответила та. — Тут полгодка назад появился. Что-то у него там, в милиции не заладилось, запил. К нему бомжи лазают, добро растаскивают… Хотя, какое у него добро? Прусаки одни! Мне жалко его по-человечески, харчи кое-какие ему приношу, а то пропадёт… А вернее, уже пропал…