А Сумчатый стоял, поджав ручки под подбородок, а потом — вдруг решил забиться под стол, за которым сидел Недобежкин. Для этого свергнутый «король Ночного Донецка» бросился на четвереньки и пополз, скрываясь за стульями.
— Казаченко, говоришь, варёный сидел, да? Наручники не нужны? Так надень на него наручники сейчас! — возмутился Недобежкин, отгоняя Сумчатого от стола ногой.
Казаченко сорвался с места, в один прыжок оказался около Сумчатого, за шиворот поднял его с пола, заковал в наручники и определил на стул. Сумчатый икал, крякал и всхлипывал — до того расшаталась его нервная система. Даже Зубов — и тот глядел на Льва Львовича с жалостью.
— Сумчатый, прекрати истерику! — прикрикнул на бывшего «короля» Недобежкин. — Раскис уже до невозможности! Не стыдно?
— Это вам должно быть стыдно! — плаксиво огрызнулся Сумчатый. — Меня все предали, оклеветали и лишили всего! Я жертва, а не преступник! Я не могу спать в камере — мне снятся кошмары! У меня клаустрофобия, я даже дома долго сидеть не могу!
— Цыц! — Недобежкин хлопнул кулаком по столу. — Сумчатый, посмотри на этого гражданина и скажи, видел ли ты его когда-нибудь?
— Дантист, — узнал Сумчатый. — Я вам опознал его, этого наглого шпика, чтобы и он тоже сел, а не только я один нёс этот крест! Понял, Дантист, ехидный крот? — осведомился Лев Львович у Зубова, прищурив глаз, как агент НКВД, который пытает врага народа.
Зубов не знал, как ответить на тонны претензий, которые вывалил на его бедную голову Сумчатый, и поэтому — покорно молчал и глотал оскорбления. Он не помнил половины собственной жизни: например, не мог сказать, как зовут его жену, детей, да и вообще, есть ли у него семья, не назвал бы собственного адреса, не узнал бы в лицо свою мать, да и как зовут её — тоже забыл. Своё настоящее имя Зубов вспомнил только лишь вчера, а так — кто-то когда-то сказал ему, что он — Калугин, и он так и жил с этой фамилией в убогой лачужке. И — Зубов не помнил, как он работал в милиции: хорошо ли, плохо ли? А вдруг этот Лев Львович прав, и он — действительно, «ехидный крот», взяточник или — того хуже — «оборотень в погонах»??
— Казаченко, скажи-ка, кто там у нас в изоляторе остался? — поинтересовался Недобежкин, закручивая обратно свою пострадавшую от Зубова ручку.
— Чеснока только подвезли, — ответил Казаченко, почесав нос. — И Крекер ещё.
— Куда надо посадили? — осведомился Недобежкин, убеждаясь, что Крекера подбросили к Кашалоту.
— Так точно, — бодренько ответил Казаченко и направился к Сумчатому. — Уводить?
— Уводи Сумчатого, — разрешил Недобежкин. — И тащи Чеснока. Чеснок, я думаю, толковее этих пузырей.
Казаченко схватил Сумчатого за скованные руки и поволок в коридор. Сумчатый сопротивляться не мог, а только верещал:
— Эй, начальники, вы Чесночару не слушайте, он тот ещё кротяра, подзаборный мымр! Он всё на меня валить будет, он хочет засыпать меня, не слушайте его, он только врёт!!!
Чеснок выглядел получше, чем Сумчатый с Кашалотом, но всё равно взгляд его был мрачнее тучи, угрюмее брошенного колодца. Родион Робертович хранил гордое молчание и не отбивался от Казаченки. Он проследовал к стулу и водворился на него до того, как Недобежкин успел сказать ему: «Садитесь».
— Ну? — выплюнул Чеснок и уставился на милицейского начальника сверлящими глазками.
— Не нукай, не запрягал! — негромко огрызнулся Недобежкин и кивнул в сторону Зубова. — Кто это?
— Дантист?? — перепугано выдохнул Чеснок и даже отпрянул назад. — Но он же… он же…
— Вы спустили его в подземелье, — закончил за Чеснока Недобежкин и стал ждать от Родиона Робертовича возражений.
Услыхав сие обвинение, Чеснок перепугался ещё сильнее, отодвинулся вместе со стулом и возопил:
— Да что же это такое??? Почему вы поголовно все считаете, что я спускаю в подземелье?? Это проделки Сумчатого! Это Сумчатый!
— И не Сумчатый! — отрезал Недобежкин. — Сумчатый просто слизняк. Говори правду, Чеснок, если не хочешь, чтобы я твоё дело отдал на дознание и привесил к тебе это несчастное подземелье и, кроме того — похищение дворника.
— Чёрт! — буркнул Чеснок. — Это Тень спустил Дантиста. Но мы все боимся Тени, и поэтому посоветовались и решили спихнуть всё на Сумчатого, чтобы отбояриться от Тени… И вообще, я не могу всё это рассказывать… — всхлипнул Чеснок и проявил тенденцию к залезанию под стол или под стул. — Вы посадили меня в тюрьму, но Тень всё равно найдёт меня и убьёт даже в тюрьме!
— Тень мёртв! — сообщил Чесноку Недобежкин, отложив отремонтированную ручку подальше, чтобы никто больше до неё не добрался. — Или ты, может быть, боишься призраков?