GA 149. Христос и духовный мир

Вы видите, к чему должно привести это внешнее исследование. Оно должно привести к тому, чтобы полностью, или более или менее, оставить в стороне ту дорогу, которая ведет через Киота, потому что внешнее исследование рассматривает его собственно говоря, как измышление Вольфрама фон Эшенбаха. В то же самое время (таковы опять–таки подобные кармические сцепления), в то же самое время, когда благодаря внешнему исследованию я был некоторым образом введен в заблуждение, ко мне подошло нечто иное. То, что подошло ко мне, я хотел бы так выразиться (я уже часто изображал это в моем «Тайноведении», в циклах и т. п.), что послеатлантические эпохи, каковыми они развились до Мистерии Голгофы, до четвертой послеатлантической эпохи, они снова всплывают известным образом после этой эпохи, так что третья послеатлантическая эпоха известным образом впервые всплывает вновь в нашей пятой культурной эпохе. Вторая всплывет так, как я это часто изображал, в шестой эпохе, и первая эпоха святых Риши — в седьмом культурном периоде. Все яснее и яснее мне представилось — и это результат исследования многих лет, — что в нашей эпохе действительно поднимается нечто подобное астрологии, как бы пронизанное Импульсом Христа воскресение астрологии третьей послеатлантической эпохи. Мы должны ныне изучать звезды, правда, в другом роде, чем изучались звезды тогда, но письмена звезд должны стать для нас тем, что говорит нам нечто. И вот удивительным образом ассоциировалось, сопоставилось с тайной Парсифаля эта мысль о том, что снова всплывает письмо звезд. Так что я был вынужден поверить, что оба каким–то образом связаны. Тогда, мои милые друзья, перед моей душой встала картина, картина, которая явилась, когда я пытался сопровождать Парсифаля, когда он отправляется от Треврицента опять к Замку Грааля. У Кретьена де Труа нам описывается в прекрасных, за душу хватающих словах именно эта встреча с отшельником. Мне хотелось бы прочесть вам небольшой отрывок из того места, где Парсифаль подходит к отшельнику:

Поводья коня он бросает,
Глубоко и тяжко вздыхает,
Пред Богом его неизбывна вина
И гложет раскаянье душу до дна.
Так лесом он едет с рыданьем,
И вот пред заброшенным зданьем
Слезает с коня,
На землю оружье кладя,
И здесь он находит, исполнен терзанья,
Отшельника в маленькой церкви Страданья.
Пред старцем он падает ниц,
А слезы на щеки, с ресниц
Струятся волной бесконечной,
Когда с простотою сердечной
Он руки ломает пред ним,
Прося утешенья печалям своим.
«Послушай мою покаянную повесть,
Пять лет ослепленной была моя совесть,
Без веры я жил
И зло лишь любил…»
«Поведай мне, как же греху ты подпал,
И Бога проси, чтоб Он некогда дал
Покой в небесах тебе снова»…
«Однажды я был у царя–рыболова,
Я видел копье, чья блестящая сталь
Сочилася кровью… Я видел Грааль…
Но я не спросил в цепененьи глубоком,
На что указуется крови потоком
И что означает Грааль…
С тех пор в моем сердце

— печаль,Несу я тягчайшую муку,
И лучше бы смерть протянула мне руку.
Я Господу Богу не смог тогда внять,
И вот удалилась Его благодать».
«Скажи мне, как люди тебя называют?»
«Как Парсифаля они меня знают».
И волю дал вздоху старик своему,
Давно это имя известно ему,
И молвит: «Страданию ты обручился
И этим, не ведая, ты провинился»…