GA 283. Сущность музыкального переживания тона в человеке

Рудольф Штейнер Сущность музыкального переживания тона в человеке GA 283

(Собранные почти полностью лекции данного тома)

Сущность музыкального

Первая лекция

Кельн 3 декабря 1906 г.

Музыкальное для тех, которые размышляли о нем, всегда заключало в себе нечто загадочное в отношении эстетического подхода к нему. Музыка с одной стороны есть искусство самое понятное для души, для непосредственно–ощущающей человеческой души; с другой же стороны она доставляет трудности для тех, кто хочет понять оказываемую ею воздействие. Если мы хотим сравнить музыку с другими искусствами, то можно, пожалуй сказать следующее. Все другие искусства, собственно создает ста имеет свой прообраз в физическом мире. Например, когда скульптор создает статую Аполлона или Зевса, он тогда работает, следуя идеализированной действительности мира людей. То же относится и к живописи. Ныне в живописи хотят даже признавать только то, что непосредственно передает впечатления от окружающей действительности. Равным образом и в поэзии стараются создать отражение действительности. Но кто хотел бы приложить эту теорию к музыке, тот едва ли пришел бы к какому–либо результату. Человек должен спросить себя: — откуда же собственно, происходит образование художественного тона? к чему в мире он имеет отношение?

Тем умом XIX столетия, который в отношении искусства привнес ясные и меткие представления, был Шопенгауэр (1788-1860). Он отводит музыке совсем особое место среди всех искусств, а именно, место такого искусства, которое имеет совершенно особенную ценность в жизни людей. Шопенгауэр взял за лейтмотив своей философии следующее положение: жизнь есть злосчастье, и я стараюсь сделать её выносимой тем, что я размышляю о ней. — Во всем мире господствует — согласно представлению Шопенгауэра — бессознательная слепая воля. Она создает камень, а затем из камня — растение и т. д. и т. д., потому, что она всегда испытывает неудовлетворенность. Таким образом во всем живет тоска по чему–то высшему.

Сами люди переживают это, но весьма по–разному: дикарь, живущий со смутным сознанием, гораздо меньше чувствует неудовлетворенность воли бытием, чем человек, выше стоящий по своему развитию, последний может гораздо яснее ощутить боль существования. Тут Шопенгауэр говорит: есть еще нечто другое, что человек знает помимо воли; это — представление. Оно есть некая фата–моргана[1]; оно подобно облачному образованию или пене на гребнях волн, где находят свои отображения смутные устремления воли. В человеке воля возвышается до создания таких мнимых образов. Но когда он взирает через них на действующую в нем волю, то становится еще более неудовлетворенным чем прежде. Однако, существует средства, посредством которых человек может придти к своего рода освобождению от слепого давления воли. Одним из этих средств является искусство. Благодаря нему человек в состоянии ускользнуть от неудовлетворенности воли бытием.

Когда человек создает художественное произведение, то он творит, исходя из свого представления. Но в то время как другие представления суть просто отображения, с произведениями искусства дело обстоит иначе. Например, Зевс Фидия не возник путем изображения какого–то действительного человека. Художник тут дал сочетание многих впечатлений, из которых он удержал в своей памяти все достоинства и отбросил все недостатки. Из наблюдений над многими людьми он образовал себе некий прообраз, который нигде не осуществлен в мире природы, но разбит, рассеян в своих чертах среди многих отдельных личностей. Шопенгауэр говорит, что истинный художник в своих произведениях передает прообразы, а не те представления, которые в иных случаях имеет человек, — передает не отображение, но прообразы. Благодаря тому, что человек таким образом словно погружается в глубины творящей природы, он творит себе некое освобождение [от её давления].

Так обстоит со всеми искусствами кроме музыки. Другие искусства должны прокладывать себе путь через представление, то есть давать образы воли. А музыкальный тон есть непосредственное выражение самой воли — без вклинивания представления. Когда человек художественно творит в музыкальных тонах, он как бы приникает своим ухом к сердцу самой природы; он воспринимает волю природы и передает её в той или иной последовательности музыкальных тонов. Итак [говорит Шопенгауэр], человек тогда находится в интимном отношении к «вещам в себе», — он проникает в самую внутреннюю сущность вещеё. Как раз потому, что человек в музыке чувствует себя близким к самой сущности вещей, он и переживает глубокое удовлетворение от музыки.