Габи. Легенда о любви

Стараясь выкрутиться из двусмысленной ситуации, которую он сам же и создал своей бездумной болтовнёй, Андре стал уводить разговор в другую сторону, сменив тему:

– Короче, наш Гюго просто попал в русло нового времени, и не кто иной, а сам Шатобриан начал его возносить. Нам бы… Не дождёмся! – Помрачнев: – Только и дела, что чужую славу да чужие успехи обсуждать и критиковать.

Чувствуя, что он вновь опускается до грязных сплетен, с вызовом посмотрел на Шарля и с пафосом провозгласил:

– А судьи? Критики – кто? – И сам ответил на вопрос, глядя на раздавленного в собственных глазах Сент-Бёва: – Каждый из них никто! Мыльный пузырь! Что надувается до определённого размера – и всё… – лицо его скривилось от улыбки, – лопается на глазах, подтверждая, что он обычный мыльный пузырь, другими словами – пустое место… – переводя дух, – ничего толком так и не сделал.

Шарль, выслушав монолог друга до конца, резко развернулся и, не проронив ни слова, вернулся в таверну.

Андре торжествовал: он отомстил за своё достоинство многим и во многом стоял выше их. Он чувствовал небывалый подъём, неимоверную силу духа. Глаза его сияли, день стал казаться ещё теплее, а солнце сияло ещё ярче. И вообще жизнь – прекрасная штука.

Позабыв как о Гюго, так и о Шарле, он вальяжно шёл по улице, насвистывая мелодию и размахивая тростью по-особенному артистично – игриво, на что обращали внимание ротозеи и зеваки, снующие туда-сюда летним днём в перенаселённом Париже. Со стороны прохожие смотрели на него с любопытством, и его это радовало. Их внимание создавало некий рейтинг, который каждый желал бы иметь. Так становятся знаменитыми. Он, Андре, в данный момент был по-своему счастлив.

ХII Адель

Она лежала на большой кровати в белом пеньюаре и чепчике, в муках принимая рассвет. Он сегодня так и не пришёл ночевать. Её муж, Виктор Гюго. Это вошло в привычку – забывать про молодую жену, которая мечтала о любви, о страстных поцелуях и крепких объятиях. Но они были столь редкими, лишь по случаю гонораров. Тогда он заваливался домой в полупьяном виде и одаривал жену и детей – Леопольдину, Шарля, Франсуа и крошку Адель. И, кажется, был счастлив.

Сняв с себя чепчик и бросив его на постель, Адель с отчаянием крикнула:

– Я не старуха!

Не выдержав душевных мук, она, растрепав каштановые волосы, упала на подушки и зарыдала. Ей было обидно до боли, ведь поначалу всё так красиво складывалось…

…Казалось, жизнь дала ей карт-бланш в том ещё недавнем прошлом, когда за ней ухаживал Эжен: он бегал за ней по пятам, не давая прохода, в то время как Виктор так рьяно добивался её, во всём состязаясь со своим братом. Помнится…

…Она привстала на кровати и посмотрела вдаль; ласково светило солнышко, рассыпая косые лучи через приоткрытое окно в комнату, по её усталому лицу скользнуло подобие улыбки. Да, помнится…

…Тогда, в прошлом, он, Виктор, был пылким и страстным. Наедине с ней он читал только что сочинённые стихи, в которых идеализировал её, Адель, девушку, в которую, как он утверждал, был влюблён с пелёнок. Ей нравилось внимание юношей, она даже с грустью вздыхала по Эжену. Это злило Виктора, и он делал всё возможное, чтобы завоевать её, отбить у брата. В нём была характерная черта собственника. Он ревновал ко всем, даже к её дяде.

Тот имел дурную привычку – при встрече раз-другой чмокнуть Адель; наверное, так он подзаряжал себя, черпая энергию от её молодости и считая себя по-прежнему молодым и красивым, каковым слыл ещё лет 10 назад. Она редко не позволяла ему подобные выходки при посторонних, отмечая, что от неё не убудет, что он после этого оставит её в покое, а не будет пристрастно смотреть, как мартовский кот на свою добычу. Так всегда и происходило.

Виктора, впрочем, и Эжена тоже, это злило и бесило. Виктор тогда был страстным, пылким, но отталкивал излишней навязчивостью. Адель была безразлична к романтике, скорее всего, она пресытилась ею, ведь её всегда окружали поклонники – юноши и зрелые мужчины. Она привыкла к всеобщему вниманию; пренебрегая им, стала ленивой, долго спала. Это раздражало её мать, которая следила в доме за порядком: ей хотелось выдать дочь замуж. Она не раз говорила Адель: «Надо выбирать тех, кто тебя любит как собственник и кто сможет содержать».

При случае она намекала о женитьбе и Виктору, провоцируя того на столь важный шаг; зачастую винила его мать, что так противилась их браку с Адель, та считала девушку взбалмошной, пустой, ленивой. Хотя для стороннего глаза Адель была и воспитана, и умна, и хозяйственна. Но она росла на глазах у матери двух взрослых сыновей, потому отговаривала от неё и Эжена, и Виктора, понимая, что их подружка является эпицентром раздора.

В конце концов Адель поссорилась с Эженом, дав обещание Виктору выйти за него замуж.