Тем временем Вашингтон в тот же день подтвердил, что Гарсиа Маркесу, несмотря на его новый статус, по-прежнему отказано в американской визе: въезд в США ему был запрещен с 1961 г., когда он работал на Кубу. (7 ноября он напишет в своей колонке в газете El Espectador, что, на его взгляд, пусть лучше «дверь будет закрыта, чем открыта наполовину». На самом деле он, конечно же, говорил неискренне, ибо его задевало, что для США он до сих пор персона нон грата. Поэтому 1 декабря он опрометчиво пригрозил запретить публикацию своих произведений в этой стране: если ему отказывают в визе, с какой стати там должны издаваться его книги?[1056]
) Так уж случилось, что в этот же день из кубинской тюрьмы выпустили на свободу поэта-диссидента Армандо Вальядареса, во многом благодаря вмешательству Гарсиа Маркеса, выступившего посредником между Кастро и Миттераном. Вальядареса, который, по словам его сторонников, якобы был парализован, сопровождал советник Миттерана Режи Дебре. По прибытии в Париж Вальядарес, ко всеобщему удивлению, встал с инвалидного кресла и пошел сам как ни в чем не бывало.По всему миру друзья Гарсиа Маркеса отмечали его успех. В Париже Плинио Мендоса плакал от радости. И не он один. Издатель Хосе Висенте Катараин, уже находившийся на пути в Мексику, по прибытии в аэропорт узнал благую весть и тут же пустился в пляс. В Картахене, где праздновали родные писателя, Габриэль Элихио заявлял всем, кто его слушал: «Я всегда это знал». Никто не напоминал ему, как в свое время он предсказывал, что Габито будет «жрать бумагу». Луиса Сантьяга говорила, что ее отец, полковник, должно быть, тоже радуется на небесах: он всегда пророчил Габито большое будущее. В большинстве сообщений в прессе родных Маркеса представляли как эксцентричных обитателей их собственного маленького Макондо. Луиса Сантьяга была Урсулой, Габриэль Элихио — Хосе Аркадио, хотя, как обычно, тот громко недоумевал, почему его не изобразили Мелькиадесом. Но мало-помалу, хоть его и распирало от гордости и эйфории, Габриэль Элихио начал пакостить: Габито получил премию благодаря своей дружбе с Миттераном, говорил он («такие вещи учитываются, как вы понимаете»); Габито не единственный писатель в семье; непонятно, почему все внимание достается ему.
Губернатор департамента Магдалена объявил 22 октября региональным праздником и предложил сделать старый дом в Аракатаке, некогда принадлежавший полковнику Маркесу, национальным музеем. В Боготе Коммунистическая партия организовала уличные демонстрации, призванные убедить Гарсиа Маркеса вернуться в Колумбию и стать выразителем чаяний угнетенных, спасти страну. Один журналист спросил у уличной проститутки, слышала ли она новость о награждении Маркеса, и та сказала, что ей об этом только что в постели сообщил клиент, — пожалуй, это и есть всенародное признание. В Барранкилье таксисты на Пасео-Боливар, услышав новость, стали сигналить в унисон: ведь Габито как-никак один из них.
Газеты стали называть Гарсиа Маркесом «новым Сервантесом», повторяя слова Пабло Неруды, которые он произнес в 1967 г., когда прочитал «Сто лет одиночества»[1057]
. В последующие годы Маркеса еще не раз будут сравнивать с Сервантесом. Newsweek, поместивший на обложке фотографию Гарсиа Маркеса, назвал писателя «завораживающим рассказчиком»[1058]. Пожалуй, лучше всех общественное мнение, преобладавшее тогда и утвердившееся с тех пор, выразил находившийся в Лондоне Салман Рушди в статье под названием «Волшебник Маркес»: «За много лет он — один из самых популярных нобелевских лауреатов, один из немногих настоящих магов в современной литературе, художник, наделенный редкой способностью создавать произведения высочайшего класса, затрагивающие за живое и околдовывающие огромную читательскую аудиторию. Шедевр Маркеса „Сто лет одиночества“, на мой взгляд, одно из двух-трех самых значительных и совершенных произведений художественной прозы, что были где-либо опубликованы после войны»[1059].Тем временем спустя всего неделю после объявления о награждения Маркеса Нобелевской премией один из его добрых друзей, Фелипе Гонсалес, лидер Испанской социалистической партии, был назначен премьер-министром своей страны — еще один повод для торжества и эйфории. В предыдущем году Миттеран, теперь — Гонсалес. Может, его награда — признак того, что все начинает меняться? В интервью буэнос-айресскому журналу Gente Гарсиа Маркес сказал: «Теперь я могу умереть счастливым, ибо я бессмертен». Должно быть, пошутил.