Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

Эта резкая критическая статья показывает, что защитники национальной самобытности Колумбии оскорблены якобы непочтительным отношением Гарсиа Маркеса к Боливару: он, что называется, «нажал на все кнопки», и автор передовицы потерял самообладание. Гарсиа Маркес, несомненно, испытывавший удовлетворение воина, выкурившего врага из его логова, отвечал в том же стиле: «Я и раньше говорил, что El Tiempo — психически нездоровая газета, пользующаяся своей безнаказанностью… Она пишет что хочет, выступая против кого заблагорассудится, не думая ни о последствиях, ни о том, какой вред она может нанести в политическом, общественном или личном плане. Почти никто не осмеливается ответить ей из страха перед ее огромной властью… Нам необходимо открыть себя, — заключает Гарсиа Маркес. — Мы не хотим, чтобы Колумб оставался нашим первооткрывателем». Ответ от El Tiempo не заставил себя долго ждать. 5 апреля в статье «Нобелевский лауреат сердится» газета заявила, что «Гарсиа Маркес принимает только похвалу», и назвала его «бароном Макондо»[1182].

Было ясно: что-то происходит и с самим Гарсиа Маркесом, и с его репутацией. Его отношения с сильными мира сего крепли — такие политические лидеры, как Кастро, Салинас и Перес, явно считали, что они в нем нуждаются гораздо больше, чем он в них, — но весь остальной мир начал замечать перемены, кое-где к нему стали относиться менее снисходительно. Гарсиа Маркес неожиданно столкнулся с нарастающим давлением: его критиковали за симпатии к Кастро и Кубе; в газетах появлялись необоснованные намеки на некие любовные интрижки; он чувствовал, что стареет; его мучил страх, что его популярность падает и что скоро он может лишиться и политического влияния. Посему он был склонен особенно остро реагировать на нападки и недружелюбную критику. Казалось, впервые он слегка растерялся. Колумбийские газеты писали и еще напишут, что слава ударила ему в голову, что он просто реагирует с высоты своего тщеславия, самовлюбленности и сверхчувствительности.

Но, конечно, все было гораздо сложнее. Дело в том, что игра в холодную войну, в которую Гарсиа Маркес играл лучше остальных, почти завершилась, хотя мало кто из обозревателей предвидел ее скорый конец — в ноябре 1989 г. Климат заметно изменился; маневры, которые предпринимал Гарсиа Маркес, стали менее уверенными, уравновешенными. Журналисты это интуитивно чувствовали, хотя сами, возможно, не видели будущее так ясно, как он, и, разумеется, реагировали на меняющуюся атмосферу.

Роман Гарсиа Маркеса о Боливаре, самом значимом политике в истории Латинской Америки, вызвал огромный резонанс (ни об одной из опубликованных книг о великом Освободителе не говорили так много), и писатель оказался вовлеченным — как он, должно быть, и предчувствовал — в жаркие политические споры в разных местах и на разных уровнях. Тем временем его бывший друг Марио Варгас Льоса превратился в настоящего политика: выдвинул свою кандидатуру на президентских выборах в Перу от неолиберального Демократического фронта. В конце 1960-х гг. они с Гарсиа Маркесом радикально разошлись в вопросе о политическом положении в Перу. Тогда Гарсиа Маркес, как и многие латиноамериканцы левых взглядов, условно поддержал прогрессивный военный режим генерала Хуана Веласко, против которого выступал Варгас Льоса. Последний недолюбливал военных во все времена; а Гарсиа Маркес, реалист по натуре, хоть и был противником насилия, понимал, что ни одна страна, ни одно государство и ни один режим не способны выжить без армии, а значит, к военным до́лжно проявлять уважение в той или иной форме. В конце марта Гарсиа Маркес, хотя и с оговорками, пожелал удачи бывшему другу: «В Латинской Америке любой, кто имеет определенную общественную аудиторию, неизбежно начинает заниматься политикой — это в порядке вещей. Но никто не пошел так далеко, как Марио Варгас Льоса. Надеюсь, к тому его вынудили не обстоятельства, а вера в то, что он действительно может разрешить ситуацию в Перу. Остается пожелать ему — даже если вы во многом расходитесь с ним на идеологической почве, — чтобы он оказался хорошим президентом (при условии, что его изберут) и принес пользу Перу»[1183]. Знаменитый человек, добавил он, «не должен быть наивным, дабы никто не мог использовать тебя». В итоге, к разочарованию большинства своих поклонников, Варгас Льоса проиграл выборы малоизвестному популисту Альберто Фухимори, который стал одним из самых печально известных правителей конца XX в. в Латинской Америке.