Данная книга — еще одно свидетельство привязанности Гарсиа Маркеса к Картахене. «Любовь во время чумы» можно интерпретировать как его воссоединение с отцом и с прошлым Колумбии, а также как исследование конфликта между браком и сексуальным авантюризмом. Кроме того, это — роман о пригороде Манга, где жили его родители и где он недавно купил квартиру для матери. «Любовь и другие демоны» — произведение о Старом городе, где Гарсиа Маркес, работая над данной повестью, одновременно строил себе новый «особняк». Таким образом, оба произведения — это в каком-то смысле книги о его собственности и о его власти. На этот раз он обращается к далекой истории Колумбии — позднему колониальному периоду. Книга имеет некий налет мрачности, угнетенности, как некоторые работы Альваро Мутиса; светлых мест в ней мало. «Любовь во время чумы» была написана до исторических трагедий 1989 г.; повесть «Любовь и другие демоны», хоть действие в ней и разворачивается в колониальную эпоху, создавалась в атмосфере международной обстановки после 1989 г., посему это более безрадостное произведение. При всех его оптимистичных заявлениях о будущем в глубине души Гарсиа Маркес наверняка понимал, что мир регрессирует — впервые за двести лет: в каком-то смысле откатывается на позиции, на которых он находился до Великой французской революции и эпохи Просвещения, до того, как Латинская Америка обрела независимость от Испании (хотя теперь ситуация изменилась в обратную сторону, по крайней мере в экономическом плане), когда никто еще даже не мечтал о социалистической революции 1917 г. Он писал в мире, где революции, казалось, немыслимы, и в его сознании снова начала доминировать идея Боливара о том, что в Колумбии всякая политическая деятельность бесполезна.
В этом своем произведении Гарсиа Маркес мастерски использует прием сна, виртуозно вплетает в повествование факты из поры своего отрочества (отлучение от родного дома и отъезд на учебу в холодные края, чемодан, книги без переплетов, жуткие кошмары). Концовка повести (как фильмы Де Пальмы и Хичкока) заставляет кровь стыть в жилах и напоминает нам, что с этим писателем — если он задался такой целью — никто не сравнится в искусстве художественными средствами передавать чистые эмоции и напряжение. Последние страницы придают повести ретроспективную яркость, которой произведение в целом, пожалуй, похвастать не может. В частности, самое удивительное, что писатель, как и на последней странице романа «Генерал в своем лабиринте», дает нам то, что мы ожидаем увидеть, — те же темы, разве что скомпонованные в ином порядке, те же мотивы, ту же структуру, тот же стиль, ту же технику повествования, — включая то, что мы хотим получить больше всего, пусть даже в парадоксальной, извращенной форме. Поразительно, как автор, творя в привычной ему манере, не перестает удивлять нас, используя приемы, вроде бы ожидаемые, но совершенно непредсказуемые. Получается этакое своеобразное катание на литературных русских горках: самая сильная встряска перед полной остановкой.
В целом книга критикой была встречена положительно, в том числе и академиками, которым понравилось, что Гарсиа Маркес умышленно затронул постмодернистские темы, которые занимали их самих: феминизм, секс, расовые различия, религия, самобытность и наследие эпохи Просвещения в контексте всех вышеперечисленных вопросов. Жан-Франсуа Фожель написал в газете Le Monde, что Гарсиа Маркес остается «одним из немногих прозаиков, которые способны пробуждать любовь без иронии и смущения»[1231]
. А. С. Бьятт в The New York Review of Books охарактеризовал повесть как «почти что поучительное, но восхитительно волнующее виртуозное творение»[1232]. Питер Кемп в лондонской The Sunday Times отметил, что невероятные события изложены в спокойном стиле: «Одновременно ностальгическое и сатирическое произведение, чудесная сказка и мрачная притча, „Любовь и другие демоны“ — это еще одно блестящее проявление очарования и разочарования, которые неизменно пробуждает в Гарсиа Маркесе его родная Колумбия»[1233]. Несмотря ни на что, «Маркес», как называют писателя большинство англоязычных критиков, в очередной раз сотворил магию.