Естественно, «Известие о похищении» стало бестселлером сразу же после выхода в свет. Отзывы на книгу в целом были положительными, даже восторженными, но было и несколько агрессивных и даже оскорбительно разгромных рецензий, особенно в США. По злобности они были несопоставимы даже с критическими статьями El Tiempo ругавшими роман «Генерал в своем лабиринте»[1253]
. Но Гарсиа Маркес проанализировал свои возможности и сделал свой выбор. Можно не сомневаться, что он был удовлетворен.24
Гарсиа Маркес в семьдесят лет и старше: мемуары и фустные шлюхи
1996–2005
И что теперь? Шестидесятидевятилетний писатель все еще был полон жизненных сил, строил грандиозные планы, интересовался политикой и стремился «изменить жизнь к лучшему», как сказали бы американцы. Но можно ли его по-прежнему считать автором художественной прозы? «Генерал в своем лабиринте» — исторический роман, блестяще беллетризованный, но все же исторический. «Известие о похищении» — документальное произведение, документальный очерк, а не художественная проза. «Генерал…», конечно же, о «том времени», о том, как зарождалась Колумбия двести лет назад; «Известие…» — о «нынешнем времени», о том, какой стала Колумбия. Оба произведения написаны живо, ярко, талантливо. Но способен ли Гарсиа Маркес создать еще один образец блестящей работы творческого воображения или он уже исчерпал тот великий источник, коим является мировая история? Мир был для него золотой жилой, это несомненный факт, но теперь это был не тот мир, в котором он сформировался как писатель. Способен ли он откликнуться на этот новый мир, на эту посткоммунистическую, постутопическую, ультрасовременную вселенную, которая открывалась перед планетой, стоявшей на пороге XXI в.?
Честно говоря, едва ли кто-нибудь был способен в полной мере осмыслить наступившую новую эру. И мир не вправе был требовать этого от пожилого человека, хотя, конечно же, Гарсиа Маркес сам требовал этого от себя. В действительности после Второй мировой войны родилось мало писателей — и вообще мастеров искусства других жанров, — которых публика и критика почитали бы так же, как они почитали, тогда и теперь, большинство великих художников модернистского периода 1880-1930-х гг. По всеобщему мнению, Гарсиа Маркес — один из немногих великих писателей, а «Сто лет одиночества» — одно из немногих великих произведений второй половины XX столетия. Потом появился роман «Любовь во время чумы», который тоже регулярно называют в числе «пятидесяти лучших» или «сотни лучших» образцов художественной прозы XX в. Способен ли Гарсиа Маркес создать еще нечто подобное? Стоит ли ему вообще пытаться?
Конечно, писатель не хотел останавливаться на достигнутом. Он говорил, что после двух своих книг, романов «Сто лет одиночества» и «Любовь во время чумы», он «совершенно опустошен»[1254]
. Однако он всегда находил в себе решимость и в итоге вдохновение, чтобы придумать новые темы и новые формы для очередного проекта — для книги, которую сначала ему просто хотелось написать, потом он испытывал потребность ее написать, а потом понял, что не может ее не написать. Так было и теперь: он искал. В своих интервью он говорил, что хочет «вернуться к художественной прозе». Как обычно, замысел у него был. Три рассказа, которые, как он считал, могут составить интересную книгу — еще одну книгу о любви; о любви и женщинах. В инщрвью El País он сказал: «Меня окружают женщины. Мои друзья в основном женщины, и Мерседес пришлось понять, что я так живу, что все мои отношения с ними — это просто безобидный флирт. Всем известно, какой я есть»[1255].Он добавил, что начинает забывать многие вещи, а воспоминания — основа его жизни и творчества. (То же самое происходило и с героем «Осени патриарха», отчасти автобиографичным.) И все же, как это ни забавно, бумагорезка была, можно сказать, самой популярной машиной в его доме. Правда, он сохранил наброски повести «Любовь и другие демоны» и недавно подарил их Мерседес. Похоже, он не сознавал, что в век компьютеров наброски утрачивают свою магическую силу, а также финансовую ценность, поскольку авторские индивидуальные особенности в электронном виде теряются. В сущности, переход от рукописного создания текстов к использованию печатных машинок, а затем и компьютеров отчасти объясняет то, что сегодня в представлении читателей писательское творчество не является непостижимым мастерством, да и сами писатели меньше верят в это. Гарсиа Маркес сопротивлялся этому процессу с бо́льшим успехом, чем многие другие. И уничтожение большинства своих подготовительных материалов или незавершенных работ соответствовало его твердой убежденности в том, художник должен выдавать полностью законченное, образцовое произведение, хотя сам он не согласился бы с такой формулировкой.