Габриель Конрой

Гэбриелю была поручена почетная и ответственная должность главного смотрителя рудника, хотя на самом деле всеми административными и коммерческими делами ведал присланный из Сан-Франциско энергичный, зубастый молодой парень, достигавший Гэбриелю примерно до пояса. Такое распределение обязанностей отвечало желаниям Гэбриеля, которому всегда бывало не по себе, когда он отрывался от физического труда. Компания, в свою очередь, не очень доверяя его административным талантам, весьма считалась с его влиянием на рабочих, которые ценили Гэбриеля за простоту в обращении и всегдашнюю готовность подставить свои могучие плечи, если в том возникала хоть малейшая надобность. Когда окончательно выяснилось, что разбогатевший Гэбриель остался все тем же добряком Гэбриелем, он сделался всеобщим любимцем. Старатели с удовольствием демонстрировали заезжим гостям этого скромного, непритязательного великана, работавшего, как и все они, лопатой и киркой; а потом сообщали — в качестве дополнительной информации, — что ему принадлежит половина серебряного рудника и что у него в кармане семнадцать миллионов долларов. Гэбриель всегда был застенчив и чуждался шумной компании; теперь же, подавленный свалившимся на него богатством, он искал общения лишь с самыми скромными из своих товарищей. Виноватый вид, с которым он выслушивал намеки на свое богатство, подкреплял уже упомянутое мнение, что никаких миллионов у Гэбриеля не было и нет и что он креатура Питера Дамфи.

Любопытно, что, сходясь на том, что Гэбриель лично играет весьма малую роль в наступившем процветании поселка, обитатели Гнилой Лощины — и в этом характерным образом сказались их предрассудки и малая проницательность — нисколько не подозревали о действительной роли его жены. С самого начала все согласились на том, что преимущества миссис Конрой над ее мужем сводятся к ее женским чарам, любезным манерам и красоте. Сейчас все полагали, что, отогревшись в лучах богатства, эта прелестная бабочка перепорхнет сперва на другой цветок, потом на третий, а потом и вовсе улетит из Гнилой Лещины и от своего супруга в поисках чего-либо поинтереснее. «Вот увидите, сама улетит, а с нею и денежки!»— такова была господствующая точка зрения. Гэбриеля, который не проявлял ни малейшей тревоги по этому поводу, жалели и отчасти презирали. Только совсем глупый человек мог с подобным равнодушием относиться к двусмысленной репутации своей жены! Даже миссис Маркл (попытки которой умилостивить грозную Олли были, кстати сказать, отвергнуты этой юной особой), даже миссис Маркл и та присоединилась к общему мнению, что в доме Конроев безраздельно властвует и правит неведомо откуда взявшаяся иностранка.

Однако, вопреки зловещим пророчествам, миссис Конрой не обнаруживала ни малейшего намерения покинуть своего мужа. С необыкновенной быстротой, присущей всему, что произрастает в здешнем благодатном климате, на холме Конроя появился новый дом. Он стоял, окруженный соснами; в жаркие летние дни свежий тес пузырился смолой и источал сам лесные ароматы. Внутри дом был отлично обставлен; женственность и вкус миссис Конрой сказались в веселых ситчиках, которыми она обила всю мебель, в белых шелковых занавесках, в изящного рисунка коврах; побуждаемый братской любовью, Гэбриель привез огромный рояль и учительницу музыки для Олли. Виднейшие люди округа навещали Конроев; даже лица, занимающие ответственные посты в администрации штата, не могли теперь отрицать, что мистер Дамфи придал определенную респектабельность Гнилой Лощине; они признали и то, что миссис Конрой бесспорно привлекательная женщина. Достопочтенный мистер Бланк, когда он приезжал последний раз в Гнилую Лощину для встречи с избирателями, обедал у миссис Конрой. Именно в гостиной Конроев достопочтенный судья Бисуингер впервые поведал слушателям некоторые из своих наиболее блистательных анекдотов. Могучая грудь полковника Старботтла не раз и не два тревожно вздымалась от гастрономических шедевров миссис Конрой; он увез из Гнилой Лощины весьма живые впечатления о прелести хозяйки, которыми не уставал в дальнейшем делиться с друзьями; а равно и уверенность в своем собственном успехе, которую также не считал возможным скрывать. Сам Гэбриель мало бывал в новом доме, фактически приходил только поесть и поспать. Если же Олли удавалось задержать его подольше, то Гэбриель без сюртука, в одной жилетке, отсиживался на заднем крыльце, ссылаясь на то, что табачный дым из его короткой черной трубки может самым роковым образом отравить воздух во внутренних помещениях.