Габриэла, корица и гвоздика

Иногда странный свет загорался на берегу, поднимался по скале, ненадолго исчезал в укромных уголках и снова появлялся уже на вершинах утесов. Негры утверждали, что это колдуют сирены, беспокойные хозяйки морских глубин, и дона Жанаина, превращающаяся в зеленый огонь. В ночном мраке слышались вздохи и любовные стоны. Нищие парочки — жулики, бездомные проститутки — устраивали себе ложе на песчаном пляже, укрытом среди скал. Перед ними ревело непокорное море, позади спал непокорный город.

В безлунную ночь чья-то стройная тень смело скользила по скалам. Это была Малвина, она шла босая, держа туфли в руке; ее взгляд выражал решимость.

В этот поздний час девушке полагалось, лежа в постели, спать или мечтать о книгах, о праздниках, о муже.

Малвина же, взбираясь на скалы, грезила наяву.

В одном из утесов бури и непогода выщербили углубление — своего рода кресло лицом к океану. Влюбленные обычно садились на него и свешивали ноги над пропастью. Волны разбивались внизу, умоляюще простирая белые пенные руки. Здесь и уселась Малвина, считая минуты в нетерпеливом ожидании…

Отец вошел в комнату, молчаливый и суровый. Он отобрал все книги и журналы, искал письма и оставил ей лишь баиянские газеты. Ныло ее избитое, покрытое кровоподтеками тело. Записку — «Ты жизнь, которую я снова обретаю, утраченная радость, умершая надежда, ты для меня все» — она хранила на груди. Мать тоже приходила к ней, приносила еду и давала советы, она говорила, что умрет, что не может жить, когда, как два кинжала, сталкиваются отец и дочь — две гордые и непреклонные натуры. Она молилась святым, пусть ниспошлют ей смерть, чтобы не видеть, как свершится жестокая судьба, как произойдет неотвратимое несчастье.

Она обняла дочь, Малвина ей сказала:

— Такой несчастной, как вы, мама, я не буду.

— Не говори глупостей.

Больше Малвина ничего не сказала, наступил решительный час. Она уедет с Ромуло и заживет свободной жизнью.

Твердая, как самый твердый камень, она могла сломаться, но не согнуться. Еще девочкой, на плантации, она слышала истории времен борьбы за землю; ночью на дорогах жагунсо, которыми командовал ее отец, открывали стрельбу. Потом она и сама увидела подобные столкновения. Из-за пустяка, из-за того, что убежавшая скотина поломала изгородь и потравила посевы, вспыхнула ссора с Алвесами, соседними землевладельцами. В запальчивой перебранке соседи оскорбили друг друга, и началась война. Снова засады, жагунсо, перестрелки, кровь. И вот дядя Малвины — Алуизио — стоит, прислонившись к стене дома, а его плечо в крови. Он был гораздо моложе своего брата, хрупкий, веселый и красивый. Он любил животных — лошадей и коров, держал собак, пел, таскал Малвииу на закорках, играл с ней — он любил жизнь. Это было в июне. Вместо праздничных костров, шутих и ракет — выстрелы на дороге и засады за деревьями. Малвина помнила, какое измученное лицо было всегда у матери.

Это потому, что она не спала по ночам, потому что не знала покоя, пока продолжались вооруженные столкновения, — Малвины тогда еще не было на свете, — потому что боялась мужа, его повелительных окриков, его жестокой воли. Мать перевязала дяде раненое плечо, а Мелк лишь спросил:

— Почему ты так быстро вернулся? А жагунсо?

— Возвратились со мной…

— А что я тебе велел?

Алуизио посмотрел на брата умоляющими глазами и ничего не ответил.

— Помнишь: что бы ни случилось, не уходить с лужайки. Почему ты удрал?

Рука матери дрожала, дядя был такой слабый, он не был создан для драк и ночных перестрелок. Он опустил голову.

— Ты вернешься туда. Вместе с жагунсо. И сейчас же.

— Но они снова нападут.

— А мне ничего другого и не надо. Когда они нападут, я брошусь на них с тыла и прикончу их. Если бы ты не убежал при первом же выстреле, все было бы уже сделано.

Дядя согласился. Малвина видела, как он сел на лошадь, взглянул на дом, на веранду, на спавший скотный двор, на лаявших собак. В последний раз он бросил этот взгляд. Он уехал с несколькими жагунсо, а другие остались ждать во дворе. Когда раздались выстрелы, отец приказал:

— Вперед!

Отец вернулся с победой, ему удалось покончить с Алвесами. А тело дяди привезли поперек седла жагунсо. Он был красивым веселым человеком.

От кого Малвина унаследовала любовь к жизни?

Почему она была такой жизнерадостной, почему ей так претила покорность и почему она не могла склонить головы и говорить тихо в присутствии отца? Возможно, потому, что помнила дядю. С юных лет возненавидела она родной дом и город, его законы и обычаи.

Жалкой была жизнь матери, которая дрожала перед мужем и соглашалась с ним во всем, хотя он не всегда с ней советовался. Он приходил и отдавал приказание: — Приготовься. Сегодня мы пойдем в нотариальную контору Тонико, надо подписать одну бумагу.