Габриэла, корица и гвоздика

Дом Насиба был набит гостями до отказа — много мужчин и мало женщин: жена Тонико, бывшая свидетельницей при бракосочетании, белокурая Жеруза, её племянница, супруга капитана, очень добрая и простая, сестры Рейс, которые все время улыбались, и жена Жоана Фулженсио, неунывающая мать шестерых детей.

Другие не пожелали прийти — как можно жениться на служанке? Столы были уставлены яствами и винами.

Гостей было так много, что некоторые не поместились в доме и заполнили тротуар перед домом. Это была самая шумная свадьба в Ильеусе. Даже Плинио Араса, позабыв о конкуренции, принес шампанского. Венчание, которое было бы еще пышнее, не состоялось. Только теперь все узнали, что Насиб магометанин, хотя в Ильеусе он потерял Аллаха и Магомета, не обретя, впрочем, ни Христа, ни Иеговы. Однако отец Базилио все же пришел благословить Габриэлу:

— Да расцветет в потомстве моя иерихонская роза.

Он погрозил Насибу:

— Уж вы как хотите, а детей ваших буду крестить я…

— Согласен, сеньор падре…

Праздник наверняка затянулся бы до ночи, если бы в сумерки не раздался крик с улицы:

— Глядите-ка, землечерпалки идут…

Все бросились на улицу. Возвратившийся из Рио Мундиньо Фалкан пришел на свадьбу и преподнес Габриэле букет красных роз, а Насибу серебряный портсигар. Потом он вышел на улицу и довольно улыбнулся: два буксира тянули к гавани четыре землечерпалки.

Прогремело «ура», еще и еще раз, началось прощание с новобрачными. Мундиньо с капитаном и доктором ушли первыми.

Праздник перенесся к портовым причалам. Лишь дамы, а также Жозуэ и сапожник Фелипе побыли с новобрачными еще некоторое время. Даже Глория покинула в этот день свое окно и вышла на улицу. Когда дона Арминда пожелала наконец новобрачным спокойной ночи и ушла, оставив их одних в опустевшем доме, где все было перевернуто вверх дном, среди пустых бутылок и тарелок, Насиб заговорил:

— Биэ…

— Сеньор Насиб…

— Почему «сеньор»? Я твой муж, а не хозяин…

Она улыбнулась, сбросила туфли и начала прибирать, расхаживая по комнате босиком. Он взял ее за руку и сказал с упреком:

— Так нельзя больше, Биэ…

— Что нельзя?

— Ходить босиком. Ты теперь сеньора.

Она испугалась:

— Нельзя ходить босиком?

— Нельзя…

— А почему?

— Ты — сеньора, достаточно богатая и с положением в обществе.

— Нет, сеньор Насиб, я просто Габриэла…

— Я буду тебя воспитывать. — Он взял её на руки и отнес в постель.

— Красавчик…

В порту толпа кричала и аплодировала. Взлетели в воздух и канули в ночь огни фейерверка. Пестрые шутихи поднимались в небо, ночь растаяла, фейерверк освещал путь землечерпалкам. Русский Яков был так возбужден, что заговорил на своем родном языке Буксиры загудели, они входили в порт.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Лунный свет Габриэлы (Может быть, ребенок, а может быть, дочь народа, кто знает?)

Преобразились не только город, порт, окрестности и поселки. Изменились также нравы, стали иными люди…

(Из обвинительной речи. Эзекиела Прадо на процессе полковника Жезуино Мендонсы)

Песня друга Габриэлы