Габриэла, корица и гвоздика

Она не ответила, лишь покачала головой. Насиб спустился по склону Витория, прошел через кладбище.

Внизу блестел озаренный солнцем город. Прибывший рано утром пароход «Ита» стоял на разгрузке. Паршивый городишко: столько говорится о прогрессе — и нельзя даже достать кухарку.

— Это потому, что растет спрос, — объяснил ему Жоан Фулженсио, когда араб зашел отдохнуть в «Папелариа Модело», — рабочую силу становится все труднее найти, и она дорожает. Послушайте, а может быть, вам спросить на базаре?

Воскресный базар представлял собою праздничное зрелище, шумное и живописное. Обширный пустырь напротив дебаркадера протянулся вплоть до полотна железной дороги. Куски сушеного, вяленого и копченого мяса, свиньи, овцы, олени, различная дичь. Мешки с белой маниоковой мукой. Золотистые бананы, желтые тыквы, зеленые жило^[36], киабо^[37], апельсины.

В палатках подавали на жестяных тарелках сарапател^[38], фейжоаду^[39], мокеки из рыбы. Крестьяне закусывали, запивая еду кашасой. Насиб справился и здесь.

Толстая негритянка, в тюрбане, с ожерельями на шее и браслетами на руках, сморщила нос.

— Работать на хозяина? Сохрани господь…

В клетках сидели невероятно яркие говорящие попугаи.

— Хозяйка, сколько хотите за этого блондина? — Восемь мильрейсов, и то только для вас…

— Такая цена не по мне.

— Но ведь он действительно говорящий. Знает все слова.

Попугай как бы в подтверждение пронзительно закричал.

Насиб прошел между грудами молодого сыра, солнце озаряло желтизну спелых жак^[40]. Попугай кричал: «Дур-рак, дур-рак!» Никто не мог ничего посоветовать Насибу.

Слепец, перед которым на земле стояла плошка, рассказывал под гитару истории времен борьбы за землю:

Храбр Амансио сверх меры,
меткостью своей гордится,

лишь один Жука Феррейра
мог с ним в храбрости сравниться.
Темной ночью в селве жутко,
повстречались близ границы.
— Кто идет? — воскликнул Жука.
— Человек — не зверь, не птица!
— И коснулся палец спуска —
рад Амансио сразиться.
Дрогнул зверь, забилась птица

в темной селве ночью жуткой.

Слепцы обычно были хорошо осведомлены. Но сейчас они не могли помочь Насибу. Один из них, прибывший из сертана, ругал на чем свет стоит ильеусскую кухню. Не умеют тут готовить, вот в Пернамбуко еда так еда, не то что здешняя гадость; здесь никто не знает, что такое вкусно поесть.

Бродячие торговцы-арабы раскрыли свои чемоданы с грошовым товаром отрезами дешевого ситца, яркими поддельными ожерельями, кольцами с брильянтами из стекла и изготовленными в Сан-Пауло духами с иностранными названиями. Мулатки и негритянки — служанки из богатых домов — толпились перед чемоданами арабов.

— Покупайте, хозяйки, покупайте. Дешевле дешевого… — У торговца был смешной выговор, но голос его соблазнял.

Торговались подолгу. Ожерелье на черной груди, браслеты на смуглых руках мулаток — искушение большое! Стекло в кольце сверкало на солнце ярче любого брильянта.

— Все самое настоящее, высшего сорта.

Насиб на минуту помешал торговле — спросил, не знает ли кто-нибудь хорошую кухарку.

— Была тут одна, сеньор, очень хорошая, на все руки мастерица, служила у командора Домингоса Феррейры. С ней там так обходились, будто она и не прислуга…

Торговец протягивал Насибу безделушки:

— Купите, благородный сеньор, подарок для жены, или для невесты, или для возлюбленной.

Насиб продолжал свой путь, равнодушный ко всем искушениям. Негритяночки покупали вещи дешево и все же дороже их истинной цены.

Какой-то тип с ручной змеей и маленьким крокодилом клялся окружавшим его людям, что может излечить от всех болезней. Он демонстрировал флакон с чудодейственным лекарством, будто бы найденным индейцами в селве за какаовыми плантациями.

— Исцеляет кашель, насморк, чахотку, болячки, ветряную оспу, корь, черную оспу, малярию, головную боль, грыжу, любую дурную болезнь, опущение грудины и ревматизм… За пустяковую сумму — всего полтора мильрейса — он готов был уступить этот необыкновенный флакон.

Змея ползала по руке торговца, крокодил лежал у его ног недвижно, как камень. Насиб продолжал расспрашивать.

— Нет, сеньор, кухарки не знаю. А вот хорошего каменщика могу порекомендовать.

Глиняные кувшины, бутылки и горшки для хранения воды, кастрюли, миски для кускуса, глиняные лошади, быки, собаки, петухи, жагунсо с ружьями, верховые, полицейские и даже целые группы, изображавшие бандитов в засаде, похороны и свадьбу, стоили тостан^[41], или два тостана, или крузадо^[42]; это были творения грубых, но умелых рук кустарей. Негр, почти такой же высокий, как Насиб, выпил залпом стакан кашасы и смачно сплюнул на землю.

— Хороша водка, хвала господу нашему Иисусу Христу.

Затем на вопрос Насиба, заданный усталым голосом, он ответил: