Гадальщик на камешках

— Если вы не утихомиритесь через минуту, — проговорил он, — мне придется извиниться перед вами, что я напрасно вас обеспокоил, и отправиться восвояси… Вот все, что мне хотелось вам сообщить…

Тон Андроника всех несколько обескуражил. Уж слишком серьезно он это высказал… На секунду все застыли в недоумении: то ли успокоить его, пообещав вслух тишину, то ли ничего уж не говорить вовсе, молча обменявшись друг с другом знаками.

— Вот и хорошо, — прошептал Андроник. — Прошу, так вот и посидите…

Он снова нахмурился и, казалось, побледнел. Сделал шаг, приостановился, потом решительно направился в глубину комнаты и задул лампу. Фитиль другой лампы он привернул.

— Слишком светло, — прошептал он. — Только бы не напугать…

Вернулся к входной двери и широко ее распахнул. Проделывал он все это ни на кого не глядя; казалось, в комнате он один и готовится к встрече с кем-то… Остальные сидели затаив дыхание и потом шумно вздыхали, с трудом переводя его.

— Еще раз прошу вас, не шевелитесь. Все может случиться… Для вашего же блага…

Он говорил как будто для находившихся где-то неведомо где, не поднимая ни на кого глаз. Большими шагами ходил он по комнате и словно бы был недоволен тем, как расставлены в комнате стулья. На ходу он взял один стул и отнес в столовую. Вернулся, остановился почти на середине комнаты, потер себе лоб, по-прежнему не поднимая глаз, и вдруг решился: встал на одно колено и застыл, сложив обе руки на другом.

«Сейчас главный фарс и начнется», — подумал капитан, раздраженный дурацкими приготовлениями Андроника.

И все-таки вслух произнести это он не решился. Он оглядел своих сотоварищей. Стамате завороженно ждал, готовый поверить всему, что только перед ним ни разыграют. Девушки казались довольно сильно встревоженными и столь же заинтересованными. Доамна Замфиреску была в ужасе, домнул Соломон сидел как каменный. «Сколько же будет длиться эта комедия? — задался вопросом капитан. — Что ж, может, фарс и удастся, и тогда мы посмеемся от всего сердца».

Тут он обратил внимание, что Андроник к тому же еще что-то шепчет, по-прежнему оставаясь в странной, избранной им для себя позе. Капитан попытался понять, что же он такое говорит. Звуки были чрезвычайно странные. И слова словно бы не румынские. Слова со множеством гласных, долгих, тянущихся. И все-таки что-то Андроник выговаривал, и то и дело слышалось слово «змей». Колдовство, да и только… А вернее, только нелепый балаган… Мысли капитана Мануилэ как бы затуманились, когда он, повернув голову, увидел всех остальных, молчаливо дремлющих с бледными восковыми лицами.

9

Прошло несколько минут, но капитану Мануилэ казалось, что прошло их великое множество. Он изо всех сил боролся с дремотой, а на него все наваливалась и наваливалась неслыханная усталость, и веки, тяжелея, смыкались. Вдруг ему показалось, будто в комнате что-то переменилось. Полутьма словно бы разорвалась на два полотнища, и между ними легла на пол серебряная дорожка. Наверное, скрывавшаяся за облаками луна наконец заглянула в комнату, и ничего в этом не было удивительного.

«…Словно серебро ручья», — сонно вспомнила Лиза. Слова припомнились ей, когда она увидела ту же, что и капитан, серебряную ленту света, медленно стекающую на пол. Ее мысли, ее тоска были, оказывается, давними, детскими, еще с бульвара Паке, но сейчас она будто рассталась с ними. «Что же я делала столько времени? Когда успела стать взрослой, так ничего и не заметив? И мне никто ничего не сказал?..»

Андроник больше не шептал. Ждал и он. Лунный свет медленно подбирался к его ногам. Неужели и впрямь начинается колдовство?.. Дорина, не отводя глаз, смотрела на Андроника, словно забыв, что происходит все наяву. Что бы ни произошло сейчас, она бы не удивилась. Как во сне, любая встреча, любая нелепица показались бы ей естественными, обыкновенными. Она была вне досягаемости, ничего дурного не могло приключиться с ней, как во сне…

И вот естественно, обыкновенно в комнате появился змей, он прополз у них между ног, и никто не испугался. Только сердце упало и в груди стало пусто-пусто.

Большой серый змей полз медленно, и похоже было, что кольца у него одеревенели и разгибались с трудом. Полз он тяжело, но легко поднимал плоскую голову и так же легко опускал ее, как будто шел по следу.

Подполз к лунному озеру и приостановился, охмелев. А потом, раскачиваясь, подполз к Андронику. Казалось, серебряный свет околдовал и его: он двигался теперь с ленивым изяществом, и при каждом новом изгибе мерцала его темная чешуя. Дорине почудилось, будто змей направляется прямо к ней, и внезапное чувство ужаса разбило сонные чары. Она словно проснулась, а перед ней было что-то жуткое, на что невозможно было даже взглянуть, даже поднять глаза, — очнулась перед грозной, немыслимой опасностью. Приближающийся змей, он будто пил ее дыхание, с шумом гнал по жилам кровь, ослабляя плоть ужасом и трепетом неведомой еще любовной болезни. Странно смешивались в устрашающем танце ледяной мерцающей рептилии учащенное дыхание страсти и смерти.