Гадание на яблочных семечках

Дядя Тант посоветовал близнецам немного проехать, сойти в красивом месте и заночевать. Он видел, что близнецов так и распирает от радости. Новые впечатления им сейчас не нужны. Только бы успели выложить все друг другу у костра и порадоваться счастливой неожиданности. Они так и сделали. Добрались до озера и расположились на ночлег. Было уже совсем поздно, а братьям все еще не хотелось забираться в палатку.

— Аудрюс… — Угнюс ворошил костер, чтобы в небо взметнулось как можно больше искр. — А тебе не кажется странным, что еще весной мы играли с тобой в «зеленую травку»? Как маленькие дети…

— Или помнишь, заразили полкласса «сенной лихорадкой»… Получается, что летом умнеешь быстрее, чем зимой.

Дядя Тант не совсем понимал, о чем они ведут речь.

— Не дразни огонь, пусть себе спокойно горит, — одернул он Угнюса и примолк.

Аудрюсу показалось, что дяде Танту очень грустно. Он такой одинокий — куда более одинокий, чем считал до сих пор Аудрюс. Тант никогда не отыщет своих, потому что, как выяснилось, он совсем их не ищет — а бежит от них… Мальчик раздумывал, что бы такое сказать сейчас Танту, чтобы всем сделалось веселей. Он задумал одну очень смелую вещь, но прежде чем высказать ее, хотел посоветоваться с братом. Теперь он был уверен, что Угнюс не станет возражать, и сказал Танту:

— Дядя… А вы бы хотели у нас жить? Если бы родители согласились… Они наверняка согласятся, вот увидите, у нас с Угнюсом нет ни одного дедушки.

Дядя Тант рассмеялся и покачал головой:

— Нет… Мне будет приятнее, если спустя год или два, вы, вот как теперь сидя у костра, вдруг вспомните: «Интересно, а где сейчас этот чудаковатый дядя Тант, которого мы хотели сделать своим дедушкой?..» Спасибо, Аудрюкас, за твое доброе сердце, но что поделаешь, раз я страшно не люблю людям надоедать. Завтра провожу вас к Довиле и исчезну. Может, когда и доведется еще встретиться. А может, и нет…

— Так я и знал! Чувствовал ведь! — огорчился Аудрюс. — Отец всегда говорит: «Жди беды, если голову от радости потерял…»

— Давайте гасить костер и укладываться спать, — велел дядя Тант. — Ночью у огня все предметы отбрасывают слишком большие тени…

В дороге потеряешь — дома не найдешь

Ночью поднялся страшный ветер со слепящими молниями и таким редким дождем, что ни одна капля так и не упала братьям на макушку. Раскаты грома заглушали голоса, но они еще успели свернуть палатку и спальный мешок и под сильным напором ветра выбраться на шоссе. Под высокими, раскинувшимися деревьями укрываться было опасно, могла ударить молния, а маленькие деревца сами гнулись от бури до земли. Вокруг в темноте ни огонька, никакого прибежища.

На широком заасфальтированном шоссе свирепый ветер валил с ног и толкал в спину не только их. Вскоре дорога, канавы, обочины были полным-полны перепуганных людей. Вперемежку неслись, катились, громыхали, постукивали разные предметы.

— Распрямитесь — больше увидите! — крикнул братьям дядя Тант. — Глядите, не растеряйтесь!! Ну-ка, вцепитесь в свою палку, и грудь колесом. Вот так, как я…

При свете молний близнецы увидели, как он вышагивает, сильно откинувшись назад, и улыбается, поглядывая на то, что творится в небе и на земле. Они вскинули головы и тоже заметили, что над шоссе летят целые стаи странных безголосых птиц.

— Тряпье! Одежки!.. — прокричал Тант. — Улетают в далекие края, где ни бурь, ни мод, ни шкафов…

Подгоняемые ветром женщины ойкали, хватали, прижимали к себе то, что успели натянуть. Их принялась подталкивать суматошная толпа полупомешанных делопроизводителей и бухгалтеров. Они гонялись за порхающими белыми мотыльками, старались настигнуть листы бумаги. Вспышка молнии — и все торопились окинуть на лету циркуляр взглядом и тут же разочарованно хватали новый, однако никак не могли поймать тот, самый важный, от которого, может быть, зависела их жизнь. Документы из чужих ведомств назойливо липли к их одежде, и бедные чиновники становились похожими на цирковых клоунов. Потуги их выглядели такими же бессмысленными, как и усилия тех спортсменов, что выстроились вереницей и теперь пытались нокаутировать ветер, а также внезапными приемами карате разрубить молнии на части.

Подавая звуковые и световые сигналы, мимо проплыли, словно лодки, перевернутые кверху дном машины. Добро еще, что не угодили с разгона в канаву, где ерзали, копошились пьяницы, которые не могли устоять на ногах. Они подхватывали бутылки, что скатывались к ним с дороги, и, запрокинув головы, выжидали, вдруг вытечет хоть одна капля — для силы и храбрости. Потом в горьком разочаровании били бутылки о придорожные столбы, деревья и камни. И даже метили в тех, кто благополучно скользил по асфальту на огромных своих чемоданах. Почти все что-то хватали, тащили, рвали друг у друга из рук, но в такую бурю ничего не удавалось удержать.

— Здесь становится небезопасно! — воскликнул Тант, обращаясь к Аудрюсу и Угнюсу. — Попробуем пробраться лугами. Как только сверкнет молния, глядите, где тут можно перебраться через канаву.