Гадание на иероглифах

— Миаха? — удивился Берзин.

Он знал, что генерал Миаха не пользовался уважением ни в армии, ни в правительстве. Его называли генералом-неудачником. В начале мятежа он был назначен военным министром, но пробыл на этом посту всего несколько часов. Миаху просто игнорировали, и он в тот же день подал в отставку. Кабальеро назначил его начальником мадридского гарнизона. Миаха по-испански «крошка». Он действительно был маленький, невзрачный, но очень самолюбивый, старался поднять свой авторитет пышными выездами по гарнизону.

— Да вы не расстраивайтесь, — поспешно сказал Рохо, видя, как хмурится Берзин. — Вряд ли мы будем отсиживаться в Валенсии.

Через несколько дней они действительно вернулись в Мадрид, в свое старое убежище в подвале министерства финансов в самом центре города.

Германская авиация сильно покалечила город. Много старинных зданий было разрушено, улицы завалены грудами кирпича и камня. А совсем недавно этот прекрасный город пленил Берзина своим особым величием. «Война безобразна, как смерть», — подумал он.

Энрике Листер рассказал, что после бегства правительства в штаб Народного фронта заявился генерал Миаха. Он был в полной растерянности. Передал в штаб конверт с приказом Кабальеро, в котором Миахе поручалось возглавить Хунту по обороне Мадрида и отстаивать от фашистов столицу любой ценой.

— Никакой Хунты я не обнаружил, — лепетал Миаха. — Ее просто не существует… Это что же, насмешка?

На конверте было написано: «Не вскрывать до шести часов, утра 7 ноября 1936 года».

— А генерал Мола по радио похвалялся взять столицу именно 7 ноября, в годовщину Октябрьской революции! — возмущался Листер. Начальник штаба глубокомысленно отмалчивался.

Бегство правительства развязало руки коммунистам. По инициативе Центрального Комитета партии во главе с Хосе Диасом и Долорес Ибаррури срочно была создана Хунта (Комитет) обороны из представителей всех партий. Комитет возглавил Висенте Рохо. Был издан приказ о всеобщей мобилизации.

По распоряжению Энрике Листера была организована комиссия, которая занялась эвакуацией из Мадрида художественных ценностей. Советы Берзина не пропали даром.

Вокруг Мадрида возвели три пояса обороны. Центральный фронт по совету Берзина был укреплен лучшими силами интернациональных бригад. И хотя они насчитывали всего три с половиной тысячи человек (тогда как в одном соединении Листера было семьдесят тысяч), эти бригады активизировали не только фронт, но и возбудили мировое общественное мнение.

Гостиница «Гейлорд» была разрушена, и Берзину пришлось переселиться в свой кабинет в штабе. Там уже давно жили русские советники по разным родам войск.

В полночь с шестого на седьмое ноября фашисты начали жестокий артиллерийский обстрел города со стороны загородного парка Касо де Кампа, где они окопались.

Земля сотрясалась от грохота канонады, и в подвале это особенно ощущалось. Мелко дрожали стаканы на столе, подпрыгивали коробки телефонов. Рохо то и дело хватался за трубку, слушая донесения.

Ни седьмого, ни двенадцатого, ни двадцать пятого ноября, как планировали мятежники, Мадрид не был взят фашистами.

В середине декабря армия республиканцев во взаимодействии с интернациональными бригадами при поддержке авиации и танков прорвали фронт противника под Толедо и начали контрнаступление.

В начале ноября в Лиссабоне был потоплен большой немецкий пароход «Кап-Анкония» с военными грузами для фашистов.

Всю зиму 1937 года шли ожесточенные бои за Мадрид, мятежники отступали. Война обещала быть долгой…

В конце мая 1937 года Берзина отозвали в Москву. Ему на смену посылали другого советника. Он свою задачу выполнил блестяще, подготовив основательный фундамент для работы последующих советников.

Республиканская армия стала обстрелянной, дисциплинированной, подлинно регулярной армией с такими прославленными, талантливыми полководцами, как генералы Энрике Листер и Хуан Модесто.

Жарким летним днем Берзин покидал Испанию на очередном теплоходе, доставившем продовольствие и вооружение республиканцам.

Поезд пришел на Курский вокзал утром. Выйдя на перрон, Ян Карлович огляделся. Все было своим, давно знакомым, будто и не отлучался. Черный сверкающий паровоз обдал его шумным теплом. Вдоль перрона прямо на Берзина бежал высокий тонкий подросток.

— Папа! — и сейчас же уверенные руки сына крепко обхватили шею. — Приехал! Приехал! — радостно смеялся Андрейка.

— Получил мою телеграмму из Севастополя? — жадно оглядывая сына, спрашивал Ян Карлович. Вырос-то как! А в основном все такой же: темные смеющиеся глаза — его глаза, чуб ежиком, тоже как у него…

Андрейка пытается отобрать у отца чемодан:

— Дай мне, а то тебе тяжело.

— Ну, ну, я еще далеко не старик, — смеется Берзин.

Сын сбивчиво рассказывает обо всем сразу: о домашних (мама здорова, дядя Ян и тетя Паулина — тоже), о школьных делах, о том, что он решил быть военным, как отец.