Гадюшник

— Поступила в тысяча девятьсот восемьдесят пятом, окончила в восемьдесят восьмом. Математика. Колледж Тринити.

— Первая на курсе, — вставил Картер.

— Не нам чета, — рассмеялся Баррингтон.

Сара вежливо улыбнулась.

— Математика и все? — продолжал Баррингтон.

— Главным образом. Еще немного занималась философией.

— Странное сочетание.

— Отчего же? С одной стороны, сердце, с другой — ум.

— А теперь, стало быть, в Сити работаете? — Баррингтон, приподняв бровь, перегнулся через стол.

— Да. Не очень-то сходится, верно? — Никто не откликнулся, ожидая продолжения. — Разве вам так не кажется?

Баррингтон слегка замялся.

— Пожалуй, — кашлянул он, — но ведь, наверное, деньги имеют значение? Или что-нибудь еще? Вам по душе маклерское дело?

Сара засмеялась, но тут же, не желая показаться невежливой, оборвала смех.

— С вашего разрешения, я бы сказала иначе. По душе мне взбираться на горы, кататься на лыжах, читать. А играть на бирже мне нравится, ибо, хоть это и может показаться странным, рынок тоже сочетание ума и сердца, логики и чувства. В черную среду или в день, когда убрали Горбачева, эмоции играли ничуть не меньшую роль, чем строгий разум. Борьба чувств, психология, попытки перехитрить рынок или по меньшей мере других маклеров. Все это захватывает. Похоже на большую игру.

Баррингтон немного помолчал. От Картера не ускользнуло, как изучающе он смотрит на Сару. Баррингтон вернулся к разговору:

— Игра? У такой игры бывают серьезные последствия.

— Ну кто же спорит? Да, делаются и теряются состояния, на кону сотни миллионов, миллиарды, вся экономическая политика правительства может рухнуть в один момент, кончаются политические карьеры…

— Вы говорите так, словно вас это совершенно не касается, — с легким раздражением заметил Баррингтон.

— Так оно и есть, — парировала Сара. — Или по крайней мере это не касается меня как маклера. Мое дело — зарабатывать деньги для тех, кто меня нанял. Четко и ясно. Разумеется, чисто по-человечески, мне не безразлична экономическая политика, да и людей жалко, если у них все прахом идет. Но в нашем деле такие вещи случаются. И со мной может случиться. Если я ошибусь несколько раз подряд и банк потеряет миллион фунтов, Джон безо всяких колебаний выгонит меня и будет прав.

— Похоже, такая перспектива вас не слишком беспокоит, — заметил Баррингтон.

— Не люблю думать о неприятном, — пожала плечами Сара.

— На мой взгляд, — неожиданно вмешался в разговор Картер, — Сара — едва ли не лучший маклер в целом Сити. И уж ей-то меньше всего надо беспокоиться об увольнении.

Баррингтон откинулся на спинку стула.

— Такой замечательный работник, а? — спросил он с улыбкой.

— Вот именно, — подтвердил Картер.

Блюда сменялись одно за другим. На десерт Фред принес шоколадный мусс. К немалому удовольствию Баррингтона, Сара с энтузиазмом набросилась на свою порцию.

— Джон говорил мне, что вы родились в Новом Орлеане, — сказал он, повернувшись к ней и тут же с огорчением отметив, что при упоминании о Новом Орлеане взгляд Сары словно подернулся дымкой. Вспомнив, что там погибли ее родители, Баррингтон в душе выругал себя. Ну как можно быть таким бесчувственным чурбаном? Впрочем, лицо ее тут же прояснилось, и Баррингтон даже подумал, уж не навоображал ли он себе лишнего.

— В Новом Орлеане родилась моя мать, — с улыбкой заговорила Сара. — Она происходила из семьи первых французских поселенцев из Новой Шотландии[1]. Мать была настоящая красавица, кожа еще смуглее моей, ростом поменьше, черты поточеннее, волосы черные-черные и бездонные карие глаза… Отец как-то на праздники оказался в Новом Орлеане и остался навсегда. — Сара раскинула руки. — Ну вот, теперь вам все обо мне известно. — Она опустила взгляд, потянулась за бокалом и отхлебнула немного вина.

— А, тогда все понятно, — сказал Баррингтон, стараясь, чтобы голос его звучал как можно более непринужденно. Сара удивленно подняла брови. — Я имею в виду цвет кожи, — пояснил Баррингтон, напыжившись, как сам Эркюль Пуаро.

— Настоящие креолы, то есть французские и испанские поселенцы, — продукт смешанных браков, помимо всего прочего, в их жилах течет итальянская и, наверное, негритянская кровь. Поэтому мы темнее, чем истинные французы. — Она улыбнулась, словно вспомнив что-то забавное. В первый раз за все время лицо ее осветилось, и Баррингтон с удивлением обнаружил, какой у нее пронизывающий взгляд.

Обед закончился. Баррингтон кивнул Картеру и тепло пожал Саре руку. Она послала ему прощальную улыбку. Баррингтон про себя отметил, что выглядит она несколько удивленно, чего, впрочем, и не думает скрывать. Она дает ему понять, что знает: это было нечто вроде смотрин; знает и другое: по правилам не положено спрашивать о цели этих смотрин. Всем своим видом Сара демонстрировала терпение: все в свое время разъяснится. В первый раз что ли? Раньше всегда так или иначе тайное становилось явным.

Удивительная женщина, думал, возвращаясь к себе в банк, Баррингтон. Добравшись до кабинета, он сразу позвонил Бартропу:

— Полагаю, мне удалось разыскать для вас шпиона.