Мари
Я сижу в длинной узкой аванложе второй линии кордебалета, закрыв глаза, чтобы не видеть своих шумных соседок, которые разминаются, болтают, грызут пальцы. Младшая группа кордебалета. Все мы ждем дебюта на сцене Оперы.
Потом я начинаю думать о зрителях, которые сидят в темноте — свет газовых ламп над сценой не достигает их. Антуанетты и Шарлотты здесь нет. Антуанетта вдруг стала очень прижимистой. Билет на премьеру, даже на четвертый ярус, стоит восемь франков, и она решила подождать, пока они не перестанут пользоваться таким спросом. Шарлотта тоже увидит меня позднее, когда мадам Теодор выберет время и поведет свой класс на дневной спектакль. На это мне плевать. Шарлотта назвала меня трусихой и курицей, когда я сказала, что боюсь дебюта. Надо было сказать, что когда-нибудь ей предстоит трястись так же. Хотя, конечно, это не правда. Она будет просто блаженствовать при мысли, что выйдет на сцену. Этой ее черте я всегда завидовала. А сейчас — сильнее, чем когда-либо.
Я прижала руки к животу, задержала дыхание на четыре счета, выдохнула тоже на четыре счета. Мадам Доминик сказала, что это помогает успокоить нервы. Как бы я хотела, чтобы этот вечер быстрее закончился. Чтобы мадам Доминик гордилась мной, чтобы мной восхищались. Мне нужна тишина, а шарканье, нервные смешки и приглушенный говор только смущают. Еще несколько вдохов и выдохов на четыре счета.
Сегодня премьера нового балета месье Меранта, «Корриганы». В первом акте я выхожу в костюме бретонской крестьянки. Что до костюма — я уверена, что такой роскоши нет во всей Бретани. Широкие золотые полосы идут по подолу юбки и по манжетам блузки, передник оторочен тончайшим кружевом, им же отделаны воротничок и чепчик. Все они слишком белые для девушки, которой хоть раз в жизни приходилось доить корову или искать яйца в курятнике.
В первый раз оказавшись на сцене с декорациями, я на мгновение задохнулась от восторга и удивления. Огромная церковь с резными каменными воротами, цветными витражами и тонким шпилем высилась над площадью, где мне предстояло танцевать. С одной стороны стояли хижины, а с другой располагались лавки, украшенные гирляндами и флагами. Еще дальше виднелись деревья, совсем как настоящие с виду. Я даже потрогала лист, чтобы убедиться, что он шелковый. Я не могла поверить, что такая красота существует на земле, но теперь думаю, что ни одна площадь в Бретани не сравнится с этой, возведенной на сцене.
Я оглядываю аванложу кордебалета и понимаю, что это преображение касается и артистов. Мы все — дочери белошвеек и торговцев фруктами, прачек и поденщиц. Мы одеты и загримированы так, чтобы нас принимали за других людей. Долгие годы обучения, пот, тяжелый труд, ноющие мышцы… Мы просто должны были научиться обманывать. Мы прыгаем с такой легкостью, что зрители считают нас феями, а не тяжело дышащими девчонками, у которых трещат колени, а пальцы ног вечно в крови. Иногда я думаю, что даже для лучших балерин танец всегда остается тяжелой работой. Что девушка, рожденная в грязи, никогда не увидит изящества в балете.
Когда мы, наконец, вышли репетировать на сцену, мои ноги касались тех же половиц, что и ноги Роситы Маури и Марии Санлавиль, нам аккомпанировал целый оркестр. Целую неделю я была в восторге. Но, честно говоря, для крестьянок из второго ряда кордебалета репетиции сводились к стоянию на сцене. Бретонский танец длится всего шесть минут в начале первого акта. Пока мы репетируем, корифейки и сюже поправляют пачки и разминают икры, а первые танцовщицы и этуали стоят в кулисах и красиво поднимают ноги на радость любующимся зрителям. Все остальное время мы — декорация, яркое пятно. Когда наступает мое время, я танцую, стараясь изо всех сил, прыгаю как можно выше, не забываю тянуть шею, прятать зубы.
«Корриганы» — это история Ивонетты, бедной служанки, почему-то одетой в шелка и драгоценности. Она завоевывает сердце красавца Лилье — эту роль месье Мерант исполняет сам, несмотря на редеющие волосы. Корриганы, злые бретонские феи, крадут Ивонетту, но Лилье спасает ее. Бланш рассмешила меня на одной репетиции, сказав, что для этого и нужно ставить балеты. Выбираешь себе роль, в которой ты молодой и красивый и можешь обнимать любую девчонку.
Я готова быть декорацией на сцене, когда Росита Маури исполняет партию Ивонетты. Я смотрю на ее ноги, вижу, как легко и чисто она двигается. Одну сцену она танцует в деревянных башмаках. Никто другой с этим бы не справился.
Зачем-то я сказала это месье Лефевру. В следующий раз, когда я пришла в его квартиру, он протянул мне пару башмаков.
— Танцуй, — велел он.
Один из диванов был отодвинут в сторону. Ковер тоже убрали, чтобы открыть деревянный пол.
— Какой танец?