Гадкие лебеди кордебалета

Почему Мишель Кноблох обвинил Эмиля Абади в смерти вдовы Юбер? Ответ прост. Первое же признание Мишеля Кноблоха было отвергнуто, как полная ерунда. Но, стоило ему заявить, что он знает Эмиля Абади, к нему стали прислушиваться. Когда он дошел до того, что обвинил Эмиля Абади в соучастии, ему предложили завтрак и налили вина. Разумеется, он продолжал лгать.

Мари

Я сбегаю по сотне ступеней, ведущих из класса на улицу, в солнечный день. Вообще-то я должна была репетировать свою непростую роль столба во втором акте «Дани Заморы». Но мадам Дарам, которая играет девушку, украденную у жениха, развопилась, что ей нужно больше времени на репетиции дуэта из четвертого акта, и месье Вокорбей отослал всех остальных.

Ну и неделька у меня выдалась. Я выучила танец рабынь быстрее, чем могла себе представить. Я повторила его тысячу раз — в классе, за кулисами, на сцене, в мыслях. Один раз я заметила, что Бланш за мной наблюдает, и спросила самым кротким голосом, не показать ли ей какие-нибудь па. Она только мрачно посмотрела на меня и назвала меня шлюхой так громко, что услышали три служителя и десяток девушек из кордебалета. Я сглотнула и вернулась к работе, потому что невольно продолжала задирать плечи, да и не все шаги еще твердо запомнила. А в среду случилась катастрофа. Мне не очень нравилось, что Шарлотта один день в неделю танцует со старшими. Ей ничего не стоило пристать ко мне и попросить показать комбинацию, которую я еще сама не запомнила толком. Один раз она буркнула «Да это легко», когда мадам Доминик велела сделать шестнадцать антраша подряд. Тогда мадам Доминик фыркнула и антраша стало тридцать два. Шарлотта всегда вставала впереди меня. Два дня назад, когда я ждала своей очереди на пируэты-пике, мадам Доминик грохнула тростью в пол.

— Довольно, мадемуазель Шарлотта, — крикнула она и указала тростью в дальний угол зала. — Хватит выделываться и кривляться, иначе ты больше здесь не появишься.

Я сделала свои пируэты, а потом комбинацию-аллегро, включавшую в себя глиссады и ассамбле. Ожидая очереди на цепочку гранд-жете-ан-турнан, я оглянулась на Шарлотту, заметила сначала ужас на ее лице, а потом лужу у ее ног и мокрое пятно на чулке. Мадам Доминик кивнула, и я начала свои прыжки через зал. Закончив, мы должны были грациозно, поставив руки в низкую вторую позицию, побежать обратно. Но сегодня я на бегу споткнулась о ведро с водой, и оно с грохотом рухнуло набок. Вода немедленно поглотила лужу у ног Шарлотты. Мадам Доминик обрушила трость на пол и крикнула: «Свободны!», не дожидаясь реверанса.

Шарлотта потом рыдала, как никогда в жизни.

— Но никто же ничего не видел, — успокаивала я.

— Не в этом дело. Просто я не такая добрая, как ты.

Последние два дня месье Мерант не кричал мне «эй, ты» или «ты, с зубами», а мадам Доминик не говорила, что десяток девушек танцуют лучше меня. Теперь, благодаря мадам Дарам, я могу сходить в суд, протиснуться на галерею и увидеть окончание суда над Эмилем Абади и Мишелем Кноблохом, обвиняемыми в убийстве вдовы Юбер.

Вот что я думаю: крики мадам Дарам неслучайны. Это рука судьбы, которая бросила к моим ногам шанс помириться с Антуанеттой. Я не стану дожидаться, когда на улицах появятся мальчишки-газетчики. Я приду в Сен-Лазар раньше и скажу монашкам, что пришла прямо из суда с новостями. Мятая бумажка, принесенная маман, почти стерла мое предательство. А весть о невиновности полностью уничтожит его. Антуанетта выйдет ко мне.

Я моргаю, пытаясь привыкнуть к слабому свету в здании суда, и тут же вижу —  кого бы вы подумали — месье Дега, который сидит в первом ряду, рядом с присяжными. На мгновение я застываю, но потом вижу у него на коленях открытый блокнот, с которым он сидит в классе или в кулисах. Рядом с ним женщина в шляпе с перьями демонстративно стряхивает угольную пыль с юбки. Но он смотрит только на клетку с заключенными, на недоверчивые лица Эмиля Абади и Мишеля Кноблоха. Месье Дега наклоняется вперед. Он сидит спиной ко мне, но я знаю, что за синими очками он щурится, высматривая сюжет, который можно будет запечатлеть на бумаге.