Гадкие цыплята

Правда, мясо дронтов почти целиком, кроме грудины, не отличалось кулинарными достоинствами. И потому, вероятно, голландцы называли их valghvogel, что означает „противная птица“. Но на корабле, который уже три месяца находится в пути из Гоа в Лиссабон, выбирать особенно не приходилось. Сообщалось, однако, что даже продолжительная варка этого мяса нисколько не улучшала его вкуса.

Несмотря на все это, дронты выжили бы, если бы Маскаренские острова не превратились в место, куда стекались люди, спасающиеся от религиозных преследований. На плантациях они там выращивали сахарный тростник и другие экзотические культуры.

С колонистами прибыли на острова кошки, собаки, свиньи, коварные Rattus norvegicus[1] и цейлонские макаки-резусы. Тех дронтов, что еще остались после голландских моряков, травили на открытой местности собаки (дронты — птицы глупые, но, если надо, бегать они могли довольно быстро). А когда они высиживали яйца, их убивали даже кошки. Сами яйца воровали и пожирали обезьяны, крысы и свиньи. Кроме того, дронтам приходилось соперничать со свиньями из-за кормов — всего того, что росло низко или ползало по земле.

Последнего дронта, обитающего на острове Маврикий, видели в 1681 году. Последний белый дронт упоминается 1720 годом. Пустынники островов Родригес и Реюньон, последние птицы из этого рода (и вида), продержались, возможно, до 1790 года. Точно никто не знает.

Так настал тот день, когда люди огляделись вокруг и неожиданно для себя обнаружили, что живых дронтов нет уже нигде».

Поворот на грунтовую дорогу с подсыпкой из гравия, которую мне отметил на карте человек с заправочной станции, я едва не проскочил. Дорога эта выходила на шоссе буквально ниоткуда, прямо из полей. Лето еще не наступило, но погода стояла жаркая, и каждый раз, когда гравия на дороге становилось меньше, машину буквально заволакивало облаками пыли. Потом дорога превратилась в разбитую тропу, чуть шире, чем сама машина, и к тому же зажатую с обеих сторон забором из провисающей колючей проволоки в три ряда.

С левой стороны теперь простиралось поле, дикое, заброшенное и выглядевшее примерно так, как будет выглядеть все, если мы сметем самих себя с лица земли. Справа поднимался лес — сосны, дубы, эвкалипты и дикая слива, разумеется, в это время года еще без плодов.

Я начал задаваться вопросом: что же, собственно, тут делаю? Вдруг мисс Джимсон — просто чокнутая старуха с богатым воображением, которая… Впрочем, нет. Я не хотел сомневаться ни в ней, ни в своей оценке ситуации. И потому полз теперь по ухабам грунтовой дороги в штате Миссисипи, проведя целые сутки без сна на обрывистом, неровном краю своей мечты. Мне оставалось только верить.

Теперь по обеим сторонам дороги теснились деревья — настоящий первобытный девственный лес, а проволочный забор куда-то исчез. Потом лес придвинулся еще ближе и полностью поглотил дорогу. Ветки заскребли по окнам и крыше машины. Мне показалось, что я падаю в каком-то темном, длинном, лиственном тоннеле. Дорога здесь, должно быть, состояла из вековых отложений перегнившей листвы, но я все же пробивался вперед, не убирая ноги с педали газа.

И чуть не налетел на дом.

Дом стоял, может быть, в десяти метрах от стены деревьев. Дорога кончалась прямо под одним из его окон. Я успел заметить краем глаза, что кто-то машет мне рукой, и надавил на тормоз.