Гадкий утенок, или Повесть о первой любви

— Слушай, Шура, ты что-то совсем пропала у этой Васиной сестрицы. Чего не заходишь к нам? Вчера знаешь какую дискотеку возле клуба устроили! Пыль столбом, доски ходуном, чуть на щепочки не разнесли их танцплощадку! И сегодня опять будет. А положи мне мяса получше, вон тот кусочек кинь! И сметанки погуще! — Ира Зинченко внимательно наблюдала, как Шурочка орудует поварешкой. Студентам сегодня дали выходной, и они обедали в столовой. На первое сегодня был рассольник Мясо к нему — те обрезки, что Шурочка настрогала с отварных мослов, — лежало в отдельной тарелке. Сметана — густая, аж ложка стоит — в алюминиевом ковшике.

— На, бери аккуратнее. — Шурочка протянула Ире тарелку, почти до краев наполненную супом. Посредине рыжей от томата рассольниковой глади плавал островок сметаны. Из него торчал кусочек мяса. Ира утащила тарелку на стол и вернулась еще за двумя — для Леночки и Эльки. Девчонки вот-вот должны были подойти.

— Ну, так придешь сегодня на дискотеку-то?

— Не знаю. Приболела я чего-то. Шурочка, действительно, чувствовала себя больной. Вчера, в субботу, они с Лизаветой полдня солили огурцы, потом убирали за поросенком. Огурцы солить было весело и вкусно. Ли-завета уложила на дно эмалированного ведра, примерно на четверть, пряные травы, чеснок, затем, почти до края, — пупырчатые, предварительно замоченные в колодезной воде огурчики, засыпала их стаканом сахара, двумя стаканами крупной серой соли и поставила в подпол. Шурочка подавала ей ведра вниз, в подпол, — тяжелые! А Лизавета спокойно принимала их сверху и составляла в полумраке, пахнувшем теперь не только картошкой, но и букетом из смородины, хрена, зонтиков укропа и чеснока. Травы издавали такой аромат! Не надышишься! Поросенок тоже издавал аромат — вздохнуть просто никакой возможности. Он был вовсе не розовым, как представлялось Шурочке, а пятнистым, черно-белым. Лизавета чистила за поросенком в сарае, а Шурочка помогала свинячьи отходы в яму относить. Яма была вырыта в конце огородов, идти к ней было метров триста. Чтобы не затягивать с ароматными ходками, Шурочка просила Лизавету класть в ведра побольше, и та наваливала отходы свинячьей жизнедеятельности, перемешанные с опилками, почти до краев. Потом они носили из колодца воду для бани, потом мылись. В бане Шурочке все время хотелось прикрыться — постоянно чувствовала на себе Лизаветин оценивающий взгляд. Потом заглянула в гости жена Васиного брата Ирина, и теперь глазела Шурочка, с удивлением отмечая морщинки на Иринином лице, устало опущенные утолки губ. Гостья казалась старшей сестрой красавицы с Доски почета и никак не выглядела на свои двадцать два. Все тридцать! И руки — шершавые, с вздувшимися венами.

«От дойки это, — заметила Ирина Шурочкин взгляд. — Каждый день ведь без выходных на ферму бегаю. У меня пятнадцать коров».

А потом вдруг у Шурочки началось кровотечение, хотя для месячных было не время, всего две недели прошло с последних. Думала, сегодня отлежится, да Вася пришел поздно вечером и сообщил, что Анна Михайловна на работу выйти не может и просит Шурочку ее подменить. Так что пришлось идти работать в свой выходной.

Ох, что-то она устала! И невестой быть устала, и вообще. И Вася вчера психанул, что им нельзя, ну, это… и ушел. Хотя ей облегчение — не будет пока приставать со своей постелью…

— Шурка, Шурка, привет! Ты почему третий день не появляешься? Приходи сегодня, танцы будут! Знаешь, какого мы вчера дали жару! — Теперь уже Элька и Лена брали второе для себя и для Иры. На второе был неизменный гуляш — в деревне они жили седьмой день, и каждый день поварихи готовили гуляш. Только гарнир меняли. Сегодня сварили рис.

— Не знаю, девчонки, что-то некогда мне. И устаю.

Да ладно тебе, некогда! Приходи! И Васятку веди, посмотрим, как танцует. А то что-то скучная ты какая-то. — Девчонки подхватили свои тарелки со вторым, стаканы с компотом и убежали к столу.

«Может, правда прийти?»

— Ну, Тосенька, выйдешь уже за меня замуж? А то будешь ломаться, — передумаю! — Кто-то из шоферов, сдавая грязные тарелки, опять заигрывал с Тосей-посудомойкой, умственно отсталой девицей лет тридцати пяти.

— Уйди, уйди, — краснела Тося, отворачивалась и отмахивалась от очередного «жениха» красной, распаренной в горячей воде ладонью. Тося была старательной, исполнительной и стеснительной. Ножи ей не доверяли — порежется еще, поэтому стряпать она не помогала. Но посуду мыла чисто и мусор выносила без напоминаний. Хотя какой там мусор-то, если только отходы пищевые, да и те по очереди расхватывали и поварихи, и Людмила — каждая откармливала дома по кабанчику. Теперь, наверное, и Шурочке надо будет в очередь записываться. Вася ведь тоже хочет… кабанчика.

— Девушка, плесните-ка нам вашего замечательного супчику.